В стране мифов - [40]

То, что стихам придавалось столь всеобъемлющее значение, не вызывает удивления. В конце концов, древнейшей формой литературы у многих народов мира была именно стихотворная форма, а самое понятие «литература» в период, когда еще не выделились многие отрасли знаний, было неизмеримо шире, чем сейчас. Поражает другое: даже произведения, которые бесконечно далеки от поэзии, а иногда и просто противоречат ей (к примеру, философские трактаты или, что уж совсем кажется недопустимым, юридические постановления), даже они облекались в форму величественного, торжественно-напевного гекзаметра.

Прежде молитвы свои вознесем владыке Крониду,

Чтобы он этим законам успех дал и добрую славу, —

так начал свою поэму, в которой формулировались новые законы, афинский реформатор Солон.

Кстати, своим возвышением Солон тоже обязан стихам, которые явились настоящей политической программой.

Афины вели длительную войну с мегарцами из-за острова Саламина. После многих безуспешных попыток отвоевать его они, отчаявшись, приняли закон, каравший смертной казнью всякого, кто осмелится устно или письменно предлагать вновь начать военные действия для захвата злополучного острова. Тогда Солон прикинулся сумасшедшим и попросил друзей поскорей распространить слух о его помешательстве. Выбрав удобный момент, он прибежал на городскую площадь, взобрался на камень, откуда говорили вестники, и прочитал элегию под названием «Саламин»:

С вестью я прибыл сюда от желанного всем Саламина

Стройную песню сложив, здесь вместо речи спою.

Он говорил, что если афиняне уступят и откажутся от острова, то

Скоро от края звучать будет слово такое;

«Это из Аттики муж, предал и он Саламин»

Элегия из 100 стихов заканчивалась призывом:

На Саламин! Как один человек, за остров желанный

Все ополчимся! С Афин смоем проклятый позор!

Умалишенного выслушали и последовали его совету. Афиняне отменили прежний закон и двинулись в поход, сделав военачальником принявшего нормальный облик Солона, который довел войну до победы.

Естественно, что поэтов ценили и почитали. Их наперебой приглашали к своим дворам цари и тираны. Перед ними заискивали и осыпали их милостями. Даже самые скупые правители становились щедрыми, лишь бы удостоиться хвалебной оды поэта. В особенности такого, как, например, Арион.

ДЕЛЬФИН ПРИХОДИТ НА ПОМОЩЬ

«Море какое, какая земля Ариона не знает?» Так писал римский поэт Овидий, живший в 1 веке до нашей эры — начале I века нашей эры. Увы! Сейчас Ариона, поэта, творившего за 700 лет до Овидия, действительно не знает ни одна земля: из 2 тысяч стихов его древних сборников до нас не дошел ни один. Правда, известна легенда о певце — и она весьма примечательна.

…Много дорог исходил Арион. Слышали его голос на Лесбосе, где он родился, и в Коринфе, куда привлек его блеск дворца тирана Периандра, окружавшего себя поэтами и музыкантами. Арион создал дифирамб (особый вид торжественных песнопений в честь бога Диониса), дал ему название и научил коринфский хор исполнять его. Однажды отправился он в Италию и Сицилию, где своими песнями составил себе немалое состояние. Как уберечь его в дороге? Кому довериться? Конечно, боги — надежные заступники и не дадут в обиду поэта, в этом он не сомневался. Но он отнюдь не был уверен, что этой же точки зрения придерживаются разбойники. И решил Арион сесть в городе Гаранте (в Южной Италии) на коринфский корабль — уже здесь-то его никто не посмеет обидеть. Но моряки, узнавшие о его богатстве, все-таки посмели. Они решили выбросить его в море и поделить между собой добычу. Напрасно молил их поэт: «Возьмите драгоценности, но не лишайте меня жизни». Моряки оставались непреклонными. «Выбирай, — великодушно предложили они, — или ты умертвишь себя своей рукой, а мы похороним тебя, как только выйдем на берег, или же кидайся немедленно в море». — «Ну что ж, если так, я покончу с собой. Только позвольте мне спеть мою последнюю песнь».

Обрадовались моряки — шутка ли, услышать величайшего певца! — и отошли к середине корабля. Арион же надел нарядную одежду, вышел на корму и исполнил торжественный гимн. А потом в полном одеянии бросился в море. Но чудо! Не успел он погрузиться в волны, как рядом с ним очутился дельфин — не зря ведь считали его любителем музыки (что, кажется, вполне подтверждают и современные научные исследования!). Взял он певца на спину и доставил к берегу. (Любопытно, что на самых ранних монетах Таранта нумизматы разглядели выгравированное изображение человеческой фигуры верхом на дельфине.) Добрался Арион до Коринфа, рассказал все Периандру — не поверил тот поэту и взял его под стражу. Но приказал следить и за кораблями. Едва коринфское судно появилось в гавани, позвали моряков к тирану; и лишь тогда выяснилось, что все, о чем говорил Арион, правда. Даже то, что относилось к дельфину: его облик — в этом никто не сомневался, — конечно же, принял сам Аполлон! Разве мог он дать погибнуть избраннику Муз?

Впрочем, за всеми не уследишь. Ведь не уберег он все-таки другого поэта, современника Ариона — Ивика!

МОЖНО ЛИ УЙТИ ОТ СУДЬБЫ?

Потомок знатного рода Ивик променял богатство и власть на беспокойную жизнь странствующего поэта. В стихах своих он славил подвиги героев (а не богов!), воспевал красоту и любовь. Судьба забросила его однажды на остров Самос, где встретился он с другим знаменитым лириком — Анакреонтом. Обоих поэтов обласкал самосский тиран Поликрат. Беспечно проводили они дни в пирах и увеселениях при дворе могущественного правителя. Но, странное дело, редко кто из греческих поэтов подолгу задерживался у высоких покровителей. Одними просто овладевала «охота к перемене мест», другие стремились как можно больше увидеть и узнать, чтобы поведать об этом в своих песнях. Были и такие, которых охватывала тревожная тоска в пышных дворцах. Сего дня — ода, завтра хвалебная песнь, послезавтра… Так ведь в конце концов можно и загубить поэтический дар. Не зря баснописец Эзоп предостерегал: