В стране кенгуру и эму - [20]

Перегон мясного скота

Невольно сравниваю условия жизни и работы животноводов в полупустынях и пустынях Казахстана и Средней Азии со здешними. У нас профессия животновода уважаема и почетна. Труд животноводов высоко оплачивается. А здесь это, пожалуй, презренная работа, на которую идут только бедняки, в первую очередь аборигены и лишь немногие белые.

Сколько ни едем, вокруг не видно ни одного живого существа. Повсюду простирается мертвая, безжизненная пустыня. Постепенно красные супесчаные почвы сменяются каменистыми, а взору представляется все более однообразная пустыня. Местами она напоминает наши среднеазиатские или казахстанские пустыни. Даже форма кустарников похожа на саксаульники или тамарискники. Много голых засоленных мест — тоже совсем как наши такыры или солончаки.

Кое-где попадаются кусты малый и другие незнакомые мне кустарники. Эти кустарники здесь называют скребами. На многие километры простираются сизо-зеленые скребовые пустыни, и лишь желтые или синие бессмертники иногда скрашивают безжизненный пейзаж. Сколько раз я подходил к лужайкам, покрытым этими цветами, тщетно надеясь, что они живые! Увы, они тоже давно засохли и только не потеряли своего цвета. А листья кустарников повсюду здесь либо превратились в тонкие прутики, либо стали очень узкими, жесткими и повернулись ребром к солнцу.

Позже, будучи в Западной Австралии, я очень удивился, узнав, что скребовые пустыни успешно используются как пастбища для овец. Оказывается, мальга дает обильные урожаи семян, которые овцы ловко подбирают. Охотно поедают они и молодые ветки кустарников.

Еще южнее голые каменистые пространства стали перемежаться зарослями серых приземистых шаровидных кустов. Это знаменитый австралийский спинифекс, который растет в самых безводных и безжизненных местах, даже там, где осадков выпадает всего 25–50 миллиметров в год. Мистер Джери пояснил мне, что различают два основных вида этого злака — мягкий с острыми колючими листочками и твердый спинифекс. Растения первого вида, хотя и не очень хорошо, все же поедаются скотом, второго — совсем непригодны для этой цели.

В Канберре ботаники мне рассказывали, что до переселения европейцев в Австралии не было ни одного растения, которому суждено было бы сыграть сколько-нибудь значительную роль в земледелии, садоводстве или овощеводстве. Переселенцы очень изменили естественную растительность континента. Они завезли хлебные злаки, дубы, тополи, фруктовые деревья и другие растения. Но завезли они и такие растения, которые потом причинили немало хлопот. Например, кактусу (опунции) так понравились условия в Квинсленде и Новом Южном Уэльсе, что он засорил и иссушил (т. е. полностью вывел из сельскохозяйственного пользования) 20 миллионов гектаров плодородных земель.

Долгое время не могли найти способов борьбы с кактусом, пока наконец в 1925 году на заросли кактусов не выпустили свыше трех миллиардов гусениц южноамериканской бабочки Кастобластус. За 15 лет маленькие гусеницы почти полностью справились с кактусами.

К вечеру мы подъехали к одинокому, стоящему у края дороги мотелю. Он состоит из заправочной станции с эмблемой нефтяной компании Шелл, небольшой столовой и магазина, в котором можно найти многое, необходимое путнику. Ну и, конечно, есть сколько угодно холодного пива и других напитков.

Здесь мне предстояло переночевать, а утром за мной должен приехать инспектор района Теннант Крик. Прощаемся с лихим ковбоем, и он, с места рванув машину, уезжает.

В мотеле, кроме меня, пока никого нет. Хозяйка приглашает ужинать, подает на стол консервированную ветчину с подливкой, сладкий пудинг и чай.

После ужина я решил побродить по окрестности. Невдалеке увидел ветряк и по еле заметной дороге направился к нему. На ровной площадке оборудован водопой для скота. Мерно вращаются крылья ветряка, высасывая воду из глубин земли. По трубе вода стекает в огороженный проволокой круглый насыпной водоем, где хранится некоторый запас ее на случай безветрия. Из водоема по трубам вода поступает в корыта.

Спустя немного времени к водоему подъехал пикап. В кузове сидели два мальчика лет десяти-одиннадцати и две собаки. Едва машина остановилась, собаки, завидев чужого, ринулись ко мне. Но из машины тут же вышел старик и без особого усилия вернул собак в кузов. Я спросил старика, можно ли осмотреть колодец. Он охотно разрешил. И, должно быть, сразу определив во мне иностранца, спросил, откуда я. Мой ответ, что я русский и приехал ознакомиться с методами разведения и содержания скота в Австралии, очень его удивил, а его внуков в особенности. Старик открыл вентиль трубы, дождался, пока корыта заполнятся водой и, пожелав мне счастливого путешествия, вместе со своими спутниками уехал.

Возле колодца, как и в других местах, валялось несколько полуистлевших трупов и скелетов скота. Да, засуха стоит немало коровьих жизней! А ведь высокие травы, которые я видел во многих местах, можно было бы скосить на сено или засилосовать и тогда, возможно, такого бедствия не произошло бы. Но для этого нужны деньги и рабочая сила.

Когда я возвратился в мотель, возле него уже стояло несколько грузовых и легковых машин, а у прилавков около десятка человек потягивали пиво. Это «драйверы» — водители грузовых машин, доставляющих грузы в горняцкий поселок Теннант Крик, известный своими богатыми рудами цветных металлов и особенно золота.