В стране драконов - [15]
Как мастер-детектив, следующий по уликам, которые я порой ненамеренно оставлял, она никогда не искала одного-единственного веского доказательства. Напротив, она довольствовалась тем, что нанизывала цепочку крохотных фрагментов, чтобы собрать из них целое.
На это потребовалось время.
Поначалу я был не готов понять, что кто-то хочет со мной общаться. Мне было страшно даже представить себе, что это может случиться.
Но когда я осознал, что Вирна не собирается сдаваться, я постепенно раскрылся, и за последующие месяцы и годы мы стали друзьями.
– Как ты сегодня, Мартин? – спрашивала она, входя в крохотную комнатку в «Альфе и Омеге», где раз в неделю делала мне массаж.
Лежа на спине, я наблюдал, как она расстегивает маленькую сумочку с маслами, которую она всегда носила с собой. Слыша звук открываемой бутылки, я принюхивался, пытаясь угадать, какой запах наполнит воздух. Иногда это были цитрусовые, порой мята или эвкалипт, но всякий раз как этот аромат достигал моих ноздрей, я переносился из Канзаса в волшебную страну Оз.
– Сегодня я вначале сделаю тебе ноги, а потом спину, – говорит мне Вирна. – Мы не занимались ею пару недель, и я уверена, что она у тебя ноет.
Она смотрит на меня своим пытливым взором. Вирна небольшого роста, миниатюрная, ее голос соответствует внешности, и я всегда знал, что она – добрый человек. Я услышал это в первый же раз, когда она заговорила со мной, я чувствовал это в целительных кончиках пальцев, которые разрабатывали мышцы, так давно скрученные в узлы неподвижностью.
Сердце мое словно расширяется, когда я смотрю на Вирну. У нас с ней есть 45 минут, и так же, как ребенок пересчитывает собранные за день на пляже раковины, я снова буду перебирать каждую из этих минут. Я должен очень постараться не спешить, не торопить ход этих мгновений. Наоборот, я буду замедлять каждое из них, чтобы потом заново проигрывать их в памяти, потому что именно они теперь поддерживают меня. Вирна – единственный человек, который меня видит. Что еще важней, она в меня верит. Она понимает мой язык – улыбки, взгляды и кивки, единственные знаки, которые есть в моем распоряжении.
– Как твои родные, в порядке? – спрашивает Вирна, массируя мои мышцы.
Лежа на спине, я слежу за ней глазами. Я не двигаю мышцами лица, чтобы неподвижностью дать ей знать, что кто-то из них болен.
– Папа заболел?
Я не реагирую.
– Мама?
Снова никакой реакции.
– Это Дэвид?
Я отвечаю Вирне полуулыбкой, чтобы показать ей, что она права.
– Значит, это Дэвид у нас бедняжка, – говорит она. – Что такое? Он простудился?
Я дергано киваю.
– Тонзиллит?
Я снова дергаю слабыми мышцами шеи, но этого достаточно, чтобы Вирна поняла. Ведя пальцем сверху вниз, по уху к носу и горлу, она наконец добирается до груди, и я снова одаряю ее полуулыбкой.
– У него грудная инфекция?
Я хмурюсь, чтобы дать ей понять, что она почти права.
– Но это же не пневмония? – встревоженно спрашивает она.
Я резко выдыхаю через нос.
– Так что же там еще такое может быть?
Мы пристально смотрим друг на друга.
– Бронхит? – наконец говорит Вирна.
Я улыбаюсь, и волна счастья накрывает меня с головой. Я – Мухаммед Али, Джон Макинро, Фред Труман! Толпы народа ревут в знак одобрения, когда я совершаю круг почета по стадиону. Вирна улыбается мне в ответ. Она понимает. Я буду мысленно проигрывать этот момент снова и снова, пока мы снова не встретимся, потому что он и другие, подобные ему, протыкают завесу невидимости, в которую я завернут.
Вирна даже уговорила других больше со мной разговаривать – в частности, мою сестру Ким. Я всегда знал, что она заботилась обо мне: кормила меня подливкой, которую специально оставляла на тарелке, потому что знала, что мне нравится ее вкус, приносила Паки мне на колени или подтаскивала мое кресло-коляску поближе к своему креслу, когда смотрела телевизор. Но когда до Ким дошло, что я реагирую на Вирну, она начала больше со мной разговаривать – рассказывать мне о своей жизни так, как любая сестра могла бы рассказывать своему старшему брату. Она разговаривала со мной о том, что происходило в университете, о курсовой работе, которая ее беспокоила (она осваивала профессию социального работника), о друзьях, которые радовали ее, и о тех, которые огорчали. Ким, конечно, тогда этого не знала, но я понимал каждое слово, и мне казалось, что мое сердце вот-вот разорвется от счастья, когда я смотрел, как она идет к сцене, чтобы получить свой диплом. Не считая Вирны, она была единственным человеком, который мог порой понять, что я пытаюсь донести до окружающих; у нее лучше других получалось догадываться, что мне нравится, а что нет.
Вот почему я так скучал по Ким, когда она год назад уехала в Англию. Но у меня, по крайней мере, осталась Вирна. В той моей жизни, в которой остальные люди безжалостно говорят о моих физических потребностях – жарко мне или холодно, устал я или голоден? – она видит во мне нечто большее, чем пустой сосуд. А теперь, когда Ким больше нет рядом, чтобы обнять меня, Вирна – единственный человек, который прикасается ко мне не только функционально. Остальные моют и вытирают, одевают и припудривают присыпкой, но все эти действия – только средства для достижения цели. Лишь Вирна касается меня ради того, чтобы успокоить боль моего тела: она утешает и исцеляет, заставляя меня чувствовать себя чем-то иным, чем то отвратительное существо, которым я – я это знаю – являюсь.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Перед вами – яркий и необычный политический портрет одного из крупнейших в мире государственных деятелей, созданный Томом Плейтом после двух дней напряженных конфиденциальных бесед, которые прошли в Сингапуре в июле 2009 г. В своей книге автор пытается ответить на вопрос: кто же такой на самом деле Ли Куан Ю, знаменитый азиатский политический мыслитель, строитель новой нации, воплотивший в жизнь главные принципы азиатского менталитета? Для широкого круга читателей.
Уникальное издание, основанное на достоверном материале, почерпнутом автором из писем, дневников, записных книжек Артура Конан Дойла, а также из подлинных газетных публикаций и архивных документов. Вы узнаете множество малоизвестных фактов о жизни и творчестве писателя, о блестящем расследовании им реальных уголовных дел, а также о его знаменитом персонаже Шерлоке Холмсе, которого Конан Дойл не раз порывался «убить».
Это издание подводит итог многолетних разысканий о Марке Шагале с целью собрать весь известный материал (печатный, архивный, иллюстративный), относящийся к российским годам жизни художника и его связям с Россией. Книга не только обобщает большой объем предшествующих исследований и публикаций, но и вводит в научный оборот значительный корпус новых документов, позволяющих прояснить важные факты и обстоятельства шагаловской биографии. Таковы, к примеру, сведения о родословии и семье художника, свод документов о его деятельности на посту комиссара по делам искусств в революционном Витебске, дипломатическая переписка по поводу его визита в Москву и Ленинград в 1973 году, и в особой мере его обширная переписка с русскоязычными корреспондентами.
Настоящие материалы подготовлены в связи с 200-летней годовщиной рождения великого русского поэта М. Ю. Лермонтова, которая празднуется в 2014 году. Условно книгу можно разделить на две части: первая часть содержит описание дуэлей Лермонтова, а вторая – краткие пояснения к впервые издаваемому на русском языке Дуэльному кодексу де Шатовильяра.
Книга рассказывает о жизненном пути И. И. Скворцова-Степанова — одного из видных деятелей партии, друга и соратника В. И. Ленина, члена ЦК партии, ответственного редактора газеты «Известия». И. И. Скворцов-Степанов был блестящим публицистом и видным ученым-марксистом, автором известных исторических, экономических и философских исследований, переводчиком многих произведений К. Маркса и Ф. Энгельса на русский язык (в том числе «Капитала»).