В советском лабиринте. Эпизоды и силуэты - [21]

Шрифт
Интервал

Зиновьев дал мне официальное удостоверение, согласно которому предписывалось всем учреждениям оказывать мне в пути всяческое содействие и предоставлять в мое распоряжение, по моему требованию, паровоз и вагон.

Зиновьев сказал мне: «Поезжайте прежде всего в Двинск, там Вы увидите, как Вам дальше ехать. Везде стоят неприятельские отряды, и я должен предоставить Вам выбор, куда Вы хотите дальше ехать».

На этот раз мы получили хороший вагон II класса в наше исключительное распоряжение. Мы явились вечером на вокзал в Петербурге с нашей стражей из шести солдат и нашими многочисленными чемоданами. Начальник станции указал нам предназначенный для нас вагон. Я вошел туда, но вагон был уже занят людьми, уезжавшими в Двинск и Латвию. Когда стража принялась освобождать вагон, начались неприятные сцены. Один из пассажиров, гласный петербургской районный думы, мой земляк, пробиравшийся на родину, Курляндию, заклинал меня по-немецки оставить его в вагоне. Он, оказывается, с большим трудом нашел место, а теперь он должен выйти из вагона, это было бы ужасно. Я близко подошел к нему и сказал:

«Я не могу Вам объяснить, почему я здесь. Я бы очень хотел взять Вас с собой, в этом вагоне, но я не могу. Уверяю Вас, это немыслимо». И я указал рукой на стоящую позади меня группу с чемоданами.

На вокзале царил невероятный беспорядок, который можно было везде наблюдать в те времена, вслед за окончанием войны. До отказу набитые вагоны, часто с выломанными оконными стеклами, пассажиры, стремящиеся несмотря ни на что пролезть в переполненные вагоны, мужья, ищущие в толпе своих жен, дети, потерявшие родителей.

Секретарь Зиновьева, Г., проводил нас на вокзал и оставался там до отхода поезда. Отход поезда задержался по каким-то причинам. Тогда Г. начал грубо кричать на начальника станции и угрожал ему привлечением к ответственности за саботаж, если поезд чрез несколько минут не двинется.

Наконец, мы отъехали и прибыли на следующее утро в Двинск. Там я узнал от начальника станции, что прежнее буржуазное латвийское правительство должно было очистить город Ригу и что там провозглашена латвийская советская республика. Правда, это известие дошло до Двинска только как слух и за достоверность его он ручаться не может. Переговорив с Фуксом и его спутниками, я решил двинуться с ними дальше в этом же вагоне в Ригу. В то время на этом участке вообще не было никакого железнодорожного сообщения. Я потребовал тогда на основании Зиновьевского мандата паровоз и выехал в моем вагоне в направлении Риги.

Когда мы приехали на станцию Огер, в 2 ½ часах от Риги, мы увидели, что мост через Двину был взорван. Все места по пути нашего следования представляли картину самого страшного разрушения. Здесь война свирепствовала в самых ужасных формах, дома были сожжены и пробиты снарядами, население рассеяно и изгнано. Мы принуждены были оставить наш вагон и паровоз, достали после длительных поисков лошадь и крестьянские сани и отправились с чемоданами и всеми вещами через замерзшую реку на противоположный берег Двины. Там, после бесконечного ожидания, нам предоставили другой паровоз и вагон, и в тот же день 3 января 1919 г. вечером мы прибыли в Ригу.

Я велел солдатам перенести чемоданы и прочий багаж в гостиницу недалеко от вокзала, где мы все, т. е. Фукс, его спутники и солдаты, и поместились. Затем я отправился с Фуксом в 9 ч. вечера по совершенно вымершим улицам города — по случаю осадного положения всякое уличное движение после восьми часов вечера было строго воспрещено — к Стучке, главе вновь образовавшегося накануне латвийского советского правительства.

Стучка, человек лет 45-ти, был прежде адвокатом в Митаве, и я знал его еще раньше. Он не был салонным коммунистом; это был убежденный идейный человек, принадлежавший с юных лет к левому крылу латвийской социал-демократии. После большевистского переворота он занимал видное место в комиссариате юстиции в Москве, где я с ним, за месяц до этого, еще обсуждал вопрос о новом консульском уставе. Это был человек с ограниченным горизонтом и не особенно выдающейся интеллигентностью, но без шовинистических тенденций, которого советская власть в Москве давно уже наметила в качестве будущего главы латвийского советского правительства.

Фукс попросил Стучку дать ему надежную стражу для сопровождения его и спутников через Латвию, так как обычный путь через Митаву и Литву несомненно представлял кратчайший путь в Германию. Я объяснил Стучке, что мне было поручено проводить Фукса и его спутников до ближайшей надежной советской границы и что я считаю свою задачу с прибытием в Ригу выполненной. Я передаю теперь Фукса и его спутников Стучке и предоставляю ему дальнейшее. Я намереваюсь, если это возможно, уже на следующий день вечером отправиться в Москву со всею стражею из шести солдат прямым путем через Режицу, и был бы ему очень признателен, если бы он нашел возможным предоставить в мое распоряжение отдельный вагон второго класса. До предполагаемого отъезда Фукса со спутниками в Митаву, я, разумеется, буду заботиться о них по-прежнему. Стучка согласился с моим предложением и обещал сделать все возможное, чтобы Фукс со спутниками могли на следующий день уехать.


Еще от автора Максим Яковлевич Ларсонс
На советской службе

…я счел своим долгом рассказать, каково в действительности положение «спеца», каковы те камни преткновения, кои делают плодотворную работу «спеца» при «советских условиях» фактически невозможною, кои убивают энергию и порыв к работе даже у самых лояльных специалистов, готовых служить России во что бы то ни стало, готовых искренно примириться с существующим строем, готовых закрывать глаза на ту атмосферу невежества и тупоумия, угроз и издевательства, подозрительности и слежки, самодурства и халатности, которая их окружает и с которою им приходится ежедневно и безнадежно бороться.Живой отклик, который моя книга нашла в германской, английской и в зарубежной русской прессе, побуждает меня издать эту книгу и на русском языке, хотя для русского читателя, вероятно, многое в ней и окажется известным.Я в этой книге не намерен ни преподносить научного труда, ни делать какие-либо разоблачения или сообщать сенсационные сведения.


Рекомендуем почитать
Багдадский вождь: Взлет и падение... Политический портрет Саддама Хусейна на региональном и глобальном фоне

Авторы обратились к личности экс-президента Ирака Саддама Хусейна не случайно. Подобно другому видному деятелю арабского мира — египетскому президенту Гамалю Абдель Насеру, он бросил вызов Соединенным Штатам. Но если Насер — это уже история, хотя и близкая, то Хусейн — неотъемлемая фигура современной политической истории, один из стратегов XX века. Перед читателем Саддам предстанет как человек, стремящийся к власти, находящийся на вершине власти и потерявший её. Вы узнаете о неизвестных и малоизвестных моментах его биографии, о методах руководства, характере, личной жизни.


Уголовное дело Бориса Савинкова

Борис Савинков — российский политический деятель, революционер, террорист, один из руководителей «Боевой организации» партии эсеров. Участник Белого движения, писатель. В результате разработанной ОГПУ уникальной операции «Синдикат-2» был завлечен на территорию СССР и арестован. Настоящее издание содержит материалы уголовного дела по обвинению Б. Савинкова в совершении целого ряда тяжких преступлений против Советской власти. На суде Б. Савинков признал свою вину и поражение в борьбе против существующего строя.


Лошадь Н. И.

18+. В некоторых эссе цикла — есть обсценная лексика.«Когда я — Андрей Ангелов, — учился в 6 «Б» классе, то к нам в школу пришла Лошадь» (с).


Кино без правил

У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.


Патрис Лумумба

Патрис Лумумба стоял у истоков конголезской независимости. Больше того — он превратился в символ этой неподдельной и неурезанной независимости. Не будем забывать и то обстоятельство, что мир уже привык к выдающимся политикам Запада. Новая же Африка только начала выдвигать незаурядных государственных деятелей. Лумумба в отличие от многих африканских лидеров, получивших воспитание и образование в столицах колониальных держав, жил, учился и сложился как руководитель национально-освободительного движения в родном Конго, вотчине Бельгии, наиболее меркантильной из меркантильных буржуазных стран Запада.


Так говорил Бисмарк!

Результаты Франко-прусской войны 1870–1871 года стали триумфальными для Германии и дипломатической победой Отто фон Бисмарка. Но как удалось ему добиться этого? Мориц Буш – автор этих дневников – безотлучно находился при Бисмарке семь месяцев войны в качестве личного секретаря и врача и ежедневно, методично, скрупулезно фиксировал на бумаге все увиденное и услышанное, подробно описывал сражения – и частные разговоры, высказывания самого Бисмарка и его коллег, друзей и врагов. В дневниках, бесценных благодаря множеству биографических подробностей и мелких политических и бытовых реалий, Бисмарк оживает перед читателем не только как государственный деятель и политик, но и как яркая, интересная личность.