В смертельном трансе - [2]

— Да, доктор Нет.

— Перестань. — Она рассмеялась.

Так я ее дразнил — доктором Нет из знаменитого романа о Джеймсе Бонде. Она жила такой же невероятной жизнью и тоже на собственном острове. Но в моей Мэдди нет ни капли зла. Она — просто чудо, а не «доктор Нет» и, может быть, даже не доктор Мадлен Филлипс, клинический психолог и биржевой игрок, — а доктор Да. Я улыбнулся во весь рот.

— Помоги мне съехать с пирса, пожалуйста. Подтолкни кресло. Вещи можешь оставить здесь, Альфред принесет.

— Что у меня с собой? — спросил я, чтобы ее проверить.

— Большой твердый чемодан. Ты закряхтел, когда поднимал его из лодки, и он грохнулся на пирс. И еще что-то маленькое, ты поставил это бесшумно. Что-то хрупкое, наверное, твой портативный компьютер. — Мэдди помедлила. — И…

— И?..

— Черный кожаный портфель. Он висит у тебя на плече. Я чувствую его запах.

— А откуда ты знаешь, что он черный?

— Оттуда же, откуда знаю, что ты в черной рубахе. Ты всегда старался быть изысканным парнем.

— Ты неисправима, — сказал я и взялся за кресло.

— Вся в тебя, Маленький Братец.

Я смеялся, выкатывая кресло — дощечка за дощечкой — с длинного причала. Вода и Огонь — две опасности, которые Мэдди не смогла бы увидеть и избежать, — больше она ничего не боялась. Не сомневаюсь, я бы тоже их боялся, если бы в юности ослеп из-за врожденного дефекта сетчатки retinitis pigmentosa, а в тридцать пять меня бы сшиб огромный дизельный автобус компании «Чикаго транзит», въехавший среди бела дня на тротуар. Так-то. Я выкатил ее с пристани на асфальтовую дорожку, ведущую к дому.

Ее пристань. Ее дорожка. Ее дом. И ее катер — огромная штуковина фаллическом формы из стеклопластика. На нем Альфред, слуга Мэдди — родом с Ямайки, — примчал меня с семерного побережья Мичигана на этот остров. Ее остров. Целиком. «Чикаго транзит» выплатил ей восемь с половиной миллионов долларов в компенсацию за увечье, а Мэдди увеличила эту сумму во много раз. Такая она умница. Наняла лучшего финансового советника, но вела дело своим умом — вторглась на фондовую биржу перед Большим Бумом и поплыла на гребнях ее волн, как чемпион серфинга. Слепая, парализованная женщина побеждала раз за разом — купила акции «Тайм» по двадцать долларов на три миллиона, а продала по сто сорок. Затем еще сто пятьдесят тысяч акций — эта операция принесла на каждые пятнадцать долларов сто двадцать пять. Последнее, что я слышал, — Мэдди пятикратно умножила то, что ей заплатили за перебитый спинной мозг. Водитель автобуса был пьян, до того его трижды предупреждали. Эта ужасная трагедия обернулась для нее выигрышем — хотя бы финансовым. В этом была вся Мэдди.

Было слышно, как Альфред завел мотор и погнал катер по легкой волне. Я обернулся — длинный кремовый катер, сияя на солнце, круто заворачивал к лодочному ангару; темно-кофейный ямаец стоял у руля.

Я глубоко вздохнул, набрал полные легкие настоянного на зелени воздуха. Холодный озерный ветер не доставал нас наверху, под укрытием дубов, кленов и плакучих берез.

Из кресла Мэдди выдвинулось что-то вроде посоха или палки слепого.

— Дальше я поеду сама.

— Электрический привод не для тебя, а?

— Когда я кручу эти колеса, я трачу кучу калорий. Сяду в моторное кресло — все атрофируется. Не могу себе этого позволить. Не могу позволить себе развалиться. И тебе не советую.

— Спасибо за напоминание.

Наверно, это больше походило на удочку — штуковина, пристроенная сбоку кресла и ощупывающая дорогу. Не знаю, как она называется, — Мэдди сама ее выдумала. Сейчас Мэдди опустила ее так, что она коснулась асфальта и теперь легко скользила по дорожке перед креслом. Так Мэдди могла ездить, не рискуя разбиться. Так она могла гулять сама по себе, пилить по узким полоскам асфальта, которыми она, как кружевом, оплела остров. Это давало ей ощущение независимости от Альфреда, или его жены Соланж, или от любой защиты, которую она могла купить на свои миллионы.

Поехали. Руки Мэдди напряглись, и ее как ветром сдуло. Господи, она и вправду может носиться на этой штуке!

— Эй, подожди, — крикнул я, вприпрыжку догоняя ее. — У меня всего пара ног.

— Пошевеливайся, пузан, тебе полезно побегать.

— Эй, калечка, будь повежливей.

— Я просто не хочу, чтобы такой красавчик, как ты, в сорок лет развалился.

— Мне еще нет сорока, а ты почти как мама, комплиментщица навыворот.

— У-ух! — взвизгнула она и скрылась за гребнем берега.

Сестричка-лисичка! Я поспешал за ней, как и подобает верному брату, каким был и буду всегда. Я восхищался ею издавна, еще до несчастного случая и даже до слепоты. Она была так грациозна. Она была как светлячок, особенно в детстве она была как светлячок, и всех детей она покоряла, и мальчишек, и девчонок. Мы с ней похожи, но мы разные. Я тешил себя мыслью что мы одинаково умны, но я не был так заметен и не пользовался таким успехом. Волосы у нас были одного цвета — каштановые, но у меня — длинные и кудрявые, у нее — короткие и волнистые. Мы оба высокие, только я кряжистый, как отец.

У Мэдди лебединая шея, как у кинозвезды. Да, наверное, из-за этого я смотрю, какая у женщины шея. У Тони она была почти так же хороша, да не совсем. Не такая изящная и длинная.