В сложном полете - [77]
— Пишите, не забывайте. Все рассказывайте о своей жизни и работе. А я как приеду, устроюсь, сразу же напишу вам.
Пожав всем руки, сказал мне с горечью:
— Эх, Борька! И почему тебя не было в тот день в гостинице. Знаю, ты бы меня никуда не отпустил. Все было бы в порядке… Ты всем настоящий друг, а мы, глупые да завистливые, еще злимся…
Ленька с Толей заморгали, отворачиваясь.
…Только что отлетали первый полет с курсантами. Придя в гостиницу, увидел письмо. Чем же порадует Люба?..
«Боря! Я узнала из письма мамы, что Вострик разбился. Знаю, это из-за меня. Не обижайся, Боря, прошу, пойми меня правильно, но я должна к нему поехать. Только я могу ему помочь. Он же мне не чужой и не просто знакомый. Это мое детство и юность, часть моей жизни, а значит, часть меня. Прости, но писать мне больше не пиши…
Люба».
Вот так новость?! А как же я?.. Сама же уговаривала писать, дружить, встречаться, а теперь уходишь?..
Все смешалось в голове, словно выпрыгнул из самолета. Почему-то вспомнились слова майора Рахова.
В жизни, как в сложном полете, все время стремишься к цели и никогда уверенно не знаешь, выйдешь на нее или нет. Не у каждого хватает сил выполнить его, как задумано. Многие не долетают. Но настойчивая самозабвенная работа спасает от всего. Она главный ориентир. Лишь она позволит в конце концов добиться успеха, достичь намеченной цели…
В начале лета я приехал домой в Синарск на воскресенье. Переодевшись в спортивную светлую рубашку и бежевые брюки, отправился в центр старого Синарска прогуляться, втайне надеясь на встречу с одноклассниками, а может, если повезет, и с Лилькой. Хоть и по-хамски она со мной поступила, но разве ее забудешь?..
На Ленинской я неожиданно увидел удивительно знакомого человека, шедшего навстречу. Вглядевшись, поразился: Титовский — однокашник по роте. Или Тютюн, как тогда его звали. Тот тоже «вперился» в меня.
— Здорово! — улыбнулся, останавливаясь. — Ты здесь какими судьбами? Вот уж не ожидал тебя встретить!
— А ты почему здесь? — жестковато, без улыбки ответил Титовский вопросом на вопрос.
— Так я дома! К матери приехал!..
— А я к дядьке…
— В отпуске, что ли?
— Нет, здесь живу, работаю на заводе.
— Как?! Ты же в Быхове служишь!..
— Уже не служу…
— Не понимаю…
— Да-да, — с досадой ответил Титовский, — было дело, — отвернулся, сплюнул в канаву.
Дальше говорить было бессмысленно, и я пошел своей дорогой, размышляя о встрече.
Вот он, результат бездумного выполнения приказа и полной безответственности его отдавшего высокого начальника. И зачем кому-то нужна была вредная затея с внеочередным набором курсантов и их ускоренным выпуском?.. Таких, как Тютюн, было большинство… Где-то человек десять-двадцать будут служить пожизненно, остальные отсеются в первые же годы.
…Дорого, расточительно и бесполезно!.. И такое, наверняка, всюду, во всех ведомствах по всей стране… Никаких миллиардов не хватит…
Хотя бы через сито конкурсных экзаменов неизвестных людей пропустили. Тогда бы не ввалилась толпа случайных.
Все честные люди, вся страна в сложном полете. Особенно молодежь. Чем он закончится — одному богу известно… И все потому, что в свое время не различили подлецов и негодяев, отдали власть им в руки, пошли на поводу…
Я ПОМОГУ ТЕБЕ, ОТЕЦ!
Повесть
1
«Так держать!» Эти слова я вспоминаю каждый раз, когда трудно.
Та командировка запомнилась мне на всю жизнь. Была она недавно. Наш экипаж по заданию командования перебрасывал один из полков училища на новое место службы. Мы совершали челночные перелеты, перевозя летчиков и штурманов группами с аэродрома на аэродром. Приходилось летать в любых условиях — лишь бы скорее выполнить задание, которым интересовалась «сама Москва».
Бывало и так: в полночь-заполночь нас, сонных, как осенних мух, поднимали с постелей, сообщали: «Вылет разрешен», — и мы на своем транспортнике, тоскливо гудевшем моторами, снова одиноко брели в холодной звездной вышине над спящей землей…
В тот день с самого утра мы осаждали диспетчера, выпрашивая разрешение на вылет. Но из-за плохой погоды его все не было и не было. Часы показывали без пяти тринадцать, когда мой командир, громко ругнувшись, предложил:
— Пошли в гостиницу! Что тут сидеть без толку?..
Тяжело поднявшись со стула, грузно ступая, он направился к выходу.
Я последовал за ним.
На крыльце командир остановился. Взглянул вверх, огляделся, тихонько свистнул:
— Не улететь сегодня — портится погода…
Он был прав. Все небо затянула серо-сизая пелена. Сыпалась снежная крупа.
Около самой гостиницы нас догнал солдат посыльный.
Запыхавшись, он выпалил:
— …Вас вызывают на вылет…
Командир повернулся ко мне:
— Скорей сообщи группе, пусть идут на самолет. Забеги к синоптику, возьми метеобюллетень…
Минут через двадцать, запустив двигатели, мы выруливали на старт.
Я, как всегда, настроив радиокомпас, сидел сзади, за спиной у командира, наблюдал за показаниями приборов.
Грозно, раскатисто с хриплыми переливами рычат моторы. То — наш борттехник, гоняет их на максимальном режиме перед взлетом. С клекотом взревели они, самолет дернулся, стремительно рванулся вперед… Скакнув вверх последний раз, точно оттолкнувшись, оторвался от взлетной…
