В сказочной стране. Переживания и мечты во время путешествия по Кавказу - [41]

— Это он?

— Да.

Жандармский офицер кланяется и удаляется, он снова идёт к своим солдатам и тихо разговаривает с ними. Потом он выходит на веранду и испытующе смотрит на дорогу. По-видимому, он ждёт каждое мгновение полицейского чиновника.

— Какой ты бледный, — говорит мне моя жена.

Я встаю из-за стола и тоже выхожу на веранду. Но я не спускаюсь с лестницы, потому что боюсь быть остановлённым громовым: «Стой!». И под бременем своего ужасного положения я сел, тяжело дыша.

На веранде, кроме жандармского офицера и меня, сидит ещё молодой англичанин, который едет через горы во Владикавказ. Я завидую его невозмутимому спокойствию. Молодой британец, как и все путешествующие британцы, самодоволен, безмолвен и равнодушен ко всему на свете. Выкурив свою трубку, он вытряхнул из неё пепел, снова набил и продолжал спокойно курить; и при этом он делает вид, будто не замечает находящихся тут же. Я подсмеиваюсь над ним, чтобы досадить ему, но он делает вид, будто ничего не слышит. «Гм!» — говорю я, но он не оборачивается. Ему в эту минуту попала в глаз пылинка. И он вынимает своё карманное зеркальце и, не переставая курить, рассматривает свой глаз. Я завидую его пылинке в глазу. Правда, жандармский офицер мой враг и скоро должен арестовать меня. Но лично он был тут не при чём. Тут виновата система. А он человек образованный, который с некоторым состраданием поглядывал на меня и, по-видимому, проклинал свою судьбу. Но что касается до англичанина, то я был для него не более, как воздух.

Вдруг с дороги доносится шум приближающейся коляски, жандармский офицер вскакивает и исчезает в дверь, как бы желая спрятаться. Коляска останавливается перед верандой, и из неё выходит полицейский чиновник. Он явился, как заранее предупреждал, часом позже нас. Проходя мимо меня, он, по обыкновению, приподнимает фуражку и замечает с улыбкой:

— Как я сказал: через час после вас.

Он пошёл в столовую и попросил чего-нибудь поесть.

«Я имею маленькую отсрочку, пока он ест, — подумал я, — а потом он скажет слово, сделает знак, жандармы подойдут и арестуют меня».

Но жандармов нигде не видно, они вдруг исчезли, — и офицера и солдат как не бывало. Куда они девались? Что за удивительная страна этот Кавказ! Я сижу на веранде, как бы в плену, но в то же время могу сойти с лестницы, если пожелаю. Мне давали и возможность и время предупредить правосудие, надев на шею петлю и сократив свою жизнь, — они были слишком уверены во мне. Но было бы лучше, если бы они были менее беспечны и ожидали от меня всего.

Моя жена приходит и сообщает мне, что в доме происходит нечто странное: жандармский офицер и оба его солдата стоят в коридоре во втором этаже и к чему-то прислушиваются, и вообще ведут себя как-то подозрительно.

— Может быть, им надо арестовать кого-нибудь, — отвечаю я, почти лишаясь чувств.

Хозяин сам прислуживает полицейскому с величайшей предупредительностью и величает его превосходительством; он, конечно, понимает, что имеет дело со всемогущим человеком. И его превосходительство с необычайной важностью бросает свои распоряжения через стол, а пообедав, он с такой же важностью расплачивается и затем выходит к нам на веранду.

Он садится рядом с англичанином, который, конечно, и не думает даже подвинуться хоть на один миллиметр. Он вынимает свой носовой платок с вышитой короной и вытирает с лица пыль, потом он вынимает портсигар с короной и закуривает сигару. И вот он сидит, курит и молчит.

Моя жена спускается со ступенек и направляется в поле собирать цветы. Таким образом мы, трое мужчин, остаёмся одни.

Вдруг появляется жандармский офицер в сопровождении солдат, которые тихо прокрались с верхнего этажа. Внутренне я испускаю крик ужаса, поднимаюсь и стою. Теперь свершится! Даже хозяин появляется в дверях столовой, чтобы присутствовать при интересном зрелище. Жандармский офицер выходит на веранду и останавливается перед полицейским. Верить ли мне моим глазам? Верить ли моим ушам? Он кладёт ему руку на плечо и арестует его. Арестует его.

— Вы мой пленник, — говорит он по-французски.

Полицейский смотрит на офицера и в первое мгновение вздрагивает. Потом он стряхивает пепел со своей сигары и отвечает:

— Что вы говорите?

— Я говорю, что вы арестованы.

— Почему? Что вам от меня надо?

Коляска, которая, по-видимому, была уже заранее приготовлена, подъезжает к веранде. Солдаты берут полицейского чиновника под руки и ведут его на дорогу. Офицер следует за ним. Я слышу, как еврей уверяет жандармского офицера, что тот затеял опасную игру, что у него есть бумаги, которыми он может удостоверить свою личность, — вот подождите! Все четверо размещаются в коляске, кучер щёлкает бичом, и коляска уезжает по направлению к Тифлису.

Я был поражён.

Я поворачивался во все стороны, стараясь найти объяснение всему происшедшему. Англичанин даже и головы не поднял, он всё сидел с карманным зеркальцем и рассматривал свой глаз. Как только ко мне вернулась способность говорить, я сейчас же спросил хозяина, что всё это означало. Неужели здесь произошёл арест?

Хозяин кивнул головою и вовсе не казался поражённым.

— Но послушайте! — восклицаю я, — вы спокойно киваете головой, как будто бы ничего и не случилось. Разве не схватили и не арестовали только что живого человека у вас на глазах?