В сказочной стране. Переживания и мечты во время путешествия по Кавказу - [40]

Наша дорога идёт уже не по горам, перед нами расстилаются большие равнины с лугами и полями, позади нас и налево от нас ещё стоят горы, но они уже не кажутся больше такими высокими, потому что мы далеко отъехали от них.

Теперь мы видим дорогу версты на три вперёд, и повсюду по обе стороны дороги в полях работают люди: одни пашут, другие жнут золотистую рожь с коротким стеблем. Здесь пашут на восьми, десяти или двенадцати волах за каждым плугом, длинной вереницей по два вола в ряд. Раз мы видели восемнадцать быков за одним плугом, и четыре человека погоняли их. Каждый раз, когда кончалась борозда и нужно было повернуть плуг, требовалось большое искусство, чтобы снова привести волов в порядок. У погонщиков длинные бичи, которыми они ловко стегают именно того вола, которому предназначается удар; кроме того, они погоняют волов самыми разнообразными звуками и воем и вообще поднимают большой крик.

Народонаселение здесь состоит главным образом из землепашцев. Дома становятся выше и виноградники вокруг домов обширнее. Здесь леса диких слив и вишен; холмы до самой вершины покрыты кустарником.

Солнце жжёт невыносимо — что же будет позже, днём! На дороге поднимается пыль, но и в этом отношении позже будет также хуже. Мы снова видим дорогу на много вёрст вперёд, она проходит по широкой равнине на дне долины. Здесь местность такая ровная, что Арагве как будто трудно выбраться отсюда, и она извивается самыми замысловатыми изгибами взад и вперёд, ища выхода.

Мы снова погружаемся в сон часа на два, после чего приезжаем в Челканы. Уже полдень, мы выходим из коляски. Корней требует четыре часа на отдых как вчера. До Тифлиса осталось ещё тридцать пять вёрст, но половина этого пути идёт под гору, а другая половина — равниной. Хорошо, Корней получает разрешение на четыре часа отдыха.

XI

И здесь также хозяин является с живым цыплёнком, которого предлагает нам на обед, и мы киваем в знак согласия. Впрочем, потом оказывается, что хозяин — родившийся на Кавказе немец, и что его родной язык — немецкий. Он говорит также и по-английски. Таким образом здесь нам уже не приходится прибегать к мимике.

На станции появляется жандармский офицер. Он осматривает нас и как-то таинственно переговаривается с хозяином. При офицере два солдата, к которым он время от времени обращается с каким-нибудь словом.

Меня снова охватывает тревога и отбивает у меня всякую охоту и к цыплёнку, и к еде, и ко всему вообще: само собою разумеется, что эти жандармы выехали навстречу мне по распоряжению полицейского чиновника, чтобы арестовать меня здесь. Как непростительно глупо и самоуверенно было с моей стороны не войти вчера в сделку с этим ужасным человеком! Теперь уже поздно. Вообще следует всегда так или иначе ладить с опасными личностями, задабривать их и ни в чём не противоречить им.

Кто знает, быть может, мне теперь придётся закончить мои дни в русской тюрьме, может быть, меня скованным отвезут в Петербург и заживо похоронят в Петропавловской крепости. Я продолблю каменный стол моим худым локтем, опираясь на него, положив голову на руку и погрузившись в глубокие мысли; я испишу стены моей ужасной камеры изречениями, которые впоследствии будут исследованы и изданы отдельной книгой. Я буду вознаграждён за все мои страдания после смерти; но какая мне польза от этого теперь? Никогда я не мечтал о чести распространиться по всем городам Норвегии в виде бронзовых статуй, напротив, каждый раз, когда я думал об этих статуях и о том, что они появятся только после моей смерти, у меня являлось сильное желание получить их стоимость теперь же — подавайте наличными! И вот судьба моя должна решиться здесь. А что будет с моими научными исследованиями для географического общества? Их уничтожат, их сожжёт палач у меня же на глазах на вымощенном камнем дворе крепости. А солдаты будут стоять вокруг меня со штыками, и после того, как прочтут приговор, я взойду на костёр и буду до последнего издыхания говорить: «А земля всё-таки круглая!». Вдруг перед крепостными воротами появится герольд, который будет трубить и махать платком, он прискачет на взмыленном коне и закричит: «Помилование, именем императора!». И я помилован, мне заменяют смертную казнь пожизненным заключением. Но тут я буду молить о казни, я буду стоять среди пламени с самой горделивой осанкой и буду молить о смерти вместо жизни. Однако, несмотря на мой протест, бесчеловечные палачи берут меня силой из пламени и снова тащат к каменному столу, который я источил моими думами...

В то время, как мы сидим за обедом, жандармский офицер подходит к нам с хозяином, который исполняет обязанности переводчика, и спрашивает, не видели ли мы по дороге офицера.

Я не хочу отвечать и не хочу больше жевать цыплёнка, я вдруг чувствую себя совершенно сытым. Итак, жандармы и полицейский чиновник в стачке!

Хозяин повторил свой вопрос.

— Да, — отвечает моя жена, — мы видели одного офицера.

— Какой он был на вид? Среднего роста довольно полный, еврейского типа, еврей?

— Да, именно.

Жандармский офицер показывает нам фотографию полицейского чиновника в форме, в которой он был, когда ехал с нами в поезде.