В синих цветах - [41]

Шрифт
Интервал

* * *

Коек и топчанов в бывшей купеческой гостиной заметно поубавилось, и оттого она еще больше раздалась, распахнулась на все четыре стороны.

Выплескивалась из черного круга репродуктора удалая, маршевая песня.

Ребята играли в свою лапту. Водила команда Генки. По взаимной договоренности Генка (из-за явного преимущества в ловкости и быстроте) обязан был подкидывать бумажный мячик до самого потолка, а главные его стрелки-помощники — Федор и Маринка — никак не могли приноровиться к хитрым зигзагам Павлика. Уже добрых полчаса они непростительно мазали, пыхтя и переругиваясь на радость команде противника.

В пылу игры никто не заметил, как появился в палате хмурый истопник Прохор.

Он поставил рядом с собой припорошенное снегом лукошко, глядя в пол, стал медленно обтирать заледеневшие густые брови.

Увертываясь от очередного снаряда, Павлик больно ударился коленкой об острый угол шкафа-стола, не сдержавшись, резко взвыл, схватился за ушибленное место.

На вопль младшего как из-под земли явилась Татьяна, с порога заорала, кидаясь к Павлику:

— Допрыгался, чума несусветная?! Об койку, что ль?!

И в этот момент заметила у двери сумрачного Прохора.

— Сколько раз я тебя просила не вваливаться в палату без халата?! — напустилась она на истопника, мусолившего в руках потрепанную ушанку. — Всю заразу с собой прет! Ни черта не соображает!.. Дети — не дети! Больные — не больные!.. Ну, чухайся!.. Чего притащился-то?!.

— Вот… значит… — с невероятным трудом выдавил из себя Прохор, бестолково тыкая правой рукой в пол, в то место, где стояло припорошенное снегам лукошко.

— За дровами мы когда поехали… Нарубили и обратно, значит, подались… А тут вот… Собака забеспокоилась…

Прохор задохнулся. Отчаянно помогая себе правой рукой, он изо всех сил старался собрать, вытолкнуть застрявшие, неподатливые слова:

— Паша… Она… Долго жить вам приказала. Ненила… та почти до дороги доползла… А Паша так у болотца и застыла. Заплутались они, видать, когда завьюжило…

Истопник долго сглатывал слюну, снова и снова отмахивался правой рукой.

Только обтерев шапкой лицо, Прохор смог продолжить сбивчивую речь:

— И клюкву… это… значит, так и недособирали. Ненила-то все ж выбралась почти… А Паша так и полегла. Тяжела больно. Волоком до саней часа два мы ее с племяшом тащили… Взопрели совсем. Клюква вот тута… Которую насобирали они…

Истопник снова закивал на притиснутое к стене лукошко.

— Я к себе пойду, однако… Землю для могилы греть надо…

«НЕ ДЛЯ ТЕБЯ ЗЕМЛЯ СЫРАЯ…»

— Свечи у меня накрылись, — скользнув по Вовке припухшими глазами, глухо подытожил шофер и, громыхнув крышкой радиатора, косолапо затрусил к кустам таволги, торопясь справить нужду.

Посовещавшись, решили идти в Василево через лес напрямки.

Ветер рвал, растаскивая, низкие тучи. Через их тугие, свалявшиеся малахаи с трудом просеивались редкие лучи солнца.

Катька и Ленка, сняв сандалии, свернули с тропы, скользили босыми ногами по толстому шелковистому ковру.

Все ближе подбирались к просеке ровные, литые осины в наглухо застегнутых серо-зеленых мундирах, с обилием рыжих пятен-орденов на гладких стволах.

За осинником проглядывался веселый подлесок в теплых солнечных запрудах.

Отсеченный неглубокой ложбиной, рдел под пробившимися сквозь тучи лучами багряный косогор, густо заросший сгоревшим земляничным листом.

Шедший чуть впереди Сергея Вовка наклонился, накрепко стянул шнурок на тупоносом ботинке-утюге. Круто задрав голову, объявил:

— Не будет больше дождя…

Тропа уткнулась в ограды деревенского погоста. Почерневшие, грубо рубленные кресты. Несколько выцветших венков с жестяными цветами. Угрюмые, до черноты зеленые лопухи на могилах, бурьян да репейник. Обглоданная зайцами черемуха припала к скользкому надгробью… Выгоревшее ожерелье из мелких бумажных роз на посеребренном столбике со звездочкой на макушке…

Отцветали одичавшие, пожухлые флоксы.

Ветер принес запах стада, теплого молока, сладковатой прели.

— А здесь тоже война шла? — разглядывая остов купола, спросила Ленка.

В ответ где-то за стеной забухали медные тарелки. Гундосый оркестр начал траурный марш.

Выскочив на паперть, они увидели грязно-белый гроб, плывший над кустами иван-чая.

Оркестр вел мальчишка лет двенадцати.

Раздувая ноздри, он трубил в новенький золотистый горн.

За мальчишкой ковылял скуластый, пьяный мужик в застиранной ковбойке, невпопад громыхал тарелками поперек такта..

За ними плелся сгорбленный барабанщик, часто шмыгая грушевидным носом.

Замыкал шествие трубач в переливчатой люстриновой рубахе навыпуск. Проиграв несколько тактов, он досадливо отвинчивал мундштук, свирепо его продувал, долго ввинчивал обратно, неумело подстраивался, срывался уже на втором такте и снова принимался отвинчивать ненавистный мундштук.

* * *

Эшелон набирал разбег.

Отставали, уходили в небытие унылые, редкие стога, облетевшие ветлы, избы с пегими дранковыми крышами. Посеченные частыми дождями, промозглые перелески, ясеневые рощи с обрывками бурых кистей на сизых ветках.

— Еще что видишь? — выспрашивал Гурум у девчонки в соломенном капоре.

— Лужи морщатся… Глубокие, наверное… В ботах не пройдешь… Елки черные-черные… Теперь поле… Трубки от хлеба торчат…


Еще от автора Александр Всеволодович Кузнецов
Когда я стану великаном

Сценарий «Когда я стану великаном» касается нравственных проблем, волнующих наше молодое поколений. В нем рассказывается о победе добра и справедливости, чувстве долга и истинной дружбы, скромности и честности. Фильм по сценарию удостоен премии ЦК ВЛКСМ «Алая гвоздика».


Крестики-нолики

Кузнецов Александр Всеволодович (род. в 1935 г.) закончил актерский факультет ГИТИСа и Высшие режиссерские курсы при Госкино СССР. Снялся более чем в тридцати фильмах, осуществил ряд инсценировок, работал на телевидении. Автор пьес «Острова снов», «Лети все горе прочь», «Зачем принцессе усы!», «Танец кочерыжек». В соавторстве с И. Туманян написал сценарий кинофильма «Когда я стану великаном» (приз Ленинского комсомола — Алая гвоздика). В 1983 году в издательстве «Молодая гвардия» вышла повесть А. Кузнецова «В синих цветах».


Рекомендуем почитать

Избранное

В книгу известного писателя Э. Сафонова вошли повести и рассказы, в которых автор как бы прослеживает жизнь целого поколения — детей войны. С первой автобиографической повести «В нашем доне фашист» в книге развертывается панорама непростых судеб «простых» людей — наших современников. Они действуют по совести, порою совершая ошибки, но в конечном счете убеждаясь в своей изначальной, дарованной им родной землей правоте, незыблемости высоких нравственных понятий, таких, как патриотизм, верность долгу, человеческой природе.


Из рода Караевых

В сборник известного советского писателя Л. С. Ленча (Попова) вошли повести «Черные погоны», «Из рода Караевых», рассказы и очерки разных лет. Повести очень близки по замыслу, манере письма. В них рассказывается о гражданской войне, трудных судьбах людей, попавших в сложный водоворот событий. Рассказы писателя в основном представлены циклами «Последний патрон», «Фронтовые сказки», «Эхо войны».Книга рассчитана на массового читателя.


Поэма

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Нет проблем?

…Человеку по-настоящему интересен только человек. И автора куда больше романских соборов, готических колоколен и часовен привлекал многоугольник семейной жизни его гостеприимных французских хозяев.