В синих цветах - [34]
Аргументация мальчишки заставила всех замолчать.
— Стеша говорит, — невпопад вспомнила Катька, — что цинга — это ведьма такая когтистая, на цыганку похожая. Она по ночам с койки на койку скачет и всем рты кровавит.
— Ну и дура же ты, Катька. Прямо редкостная, — пропел Генка, вальяжно разваливаясь на громадном столе.
— А ты — шпана! — огрызнулась Катька.
— Валь, напишешь мне стихи? — спросил из дальнего угла похожий на печального хомячка шестилетний Шурик. — Я уж нашу Победу нарисовал.
— А стихи придумал? — вяло откликнулась Валентина, вырезавшая в подарок бойцам деревянную ложку.
— Стихи я еще раньше… Вот слушай: «Из танков наших непробиваемых и автоматов бейте веселее фашистов проклятых…»
— Непробиваемых танков нет, — продолжая возлежать на спине, Генка подкинул правой ногой и точно поймал на кончик носка свою разношенную матерчатую тапочку.
— Есть непробиваемые танки. — Шурик даже обиделся. — Они КВ называются! Вот!
— И кто же тебе сказал, что КВ непробиваемые? — усевшись на столе по-турецки, ехидно сощурился Генка.
— Мне сама твоя мама читала! Татьяна Юрьевна! Вот кто! — пискляво закричал Шурик.
От такого поворота Генка замолчал.
— Ген, дай банку, — попросила Маринка.
— А мне попить! — замельтешил рукой Марик.
Генка дернул головой, кинулся к медному чайнику, стоявшему на высокой табуретке у створчатого окна, рядом с рассохшимся, скрюченным фикусом.
Жадно присосавшись к острому носику, он сделал несколько порывистых глотков. Затем метнулся в противоположный угол, где на облезлом подносе, прямо на полу, выстроились разной величины банки, два старых судна и приплюснутый ночной горшок, которым никто никогда не пользовался. Отнеся банку Маринке, Генка возвратился к чайнику, наполнил высокую зеленую кружку с обкусанными краями, понес воду Марику.
Отдав кружку, скептически поджал губы, спросил так, чтобы слышала вся палата:
— Ну какая польза может быть на фронте от твоего макета? Кому он там нужен?
Марик захлебнулся от обиды, закашлялся, судорожно замахал перепачканными в замазке руками.
— А я!.. Ты же!.. Я доделаю когда!.. Мне вот только…
Бухнула дубовая дверь. Разметав, точно крылья, полы истершейся материнский жакетки «под котик», ворвался с мороза, помчался по палате пунцовый Павлик.
— Во танк какой! Сам из паркетин сбил! Видали?! В панфиловцев сыграем?!
— Ух ты! — ахнул Федор. — Где гвоздь для дула отхватил?
— Федот дал! Р-рррры!! Рраздавлю!! — понесся вокруг стола Павлик. — Законный, да?
— Ген, а правда! Давайте в двадцать восемь! — как флагом, нетерпеливо замахал своим рисунком Шурик.
— А Слонихи нет поблизости? — что-то прикидывая про себя, почти скороговоркой спросил у брата Генка.
— Она за дровами поехала. Сам видел, — заверил Павлик.
Не дожидаясь распоряжений старшего, он кинулся под пустовавший топчан, грохоча выволок искривленный железный ящик от сейфа, хранивший в себе сильно потрепанный набор «живой силы и техники».
— Ген, а почему только ты всегда Клычковым бываешь? — уныло спросил Марик.
— Пожалуйста, валяй ты! — издевательски ощерился Генка. — А я посмотрю! Или Маринку давай назначим… Во накомандует! — Генка поднял сразу два больших пальца. — Заодно и снаряды пособираете и под танки побросаетесь… А я буду просто рядовым… Ну начинайте! Начинайте! — заорал он на Павлика.
— Да ладно, Ген! Ну что ты этого дурака слушаешь? — вмешалась Катька. — Давайте скорее! Пока Паша с дровами чухается… А ты, Марик-кошмарик, еще раз высунешься, всегда будешь только Трусом! Понял?
— Трусом! Трусом! Пусть он опять будет Трусом! — затанцевал Павлик, принимаясь выгребать из ящика игрушки.
— А я вообще тогда не буду! Не буду играть! — выкрикнул Марик, прикрывая лицо перепачканными в замазке ладонями.
— Только этого нам еще не хватало! — заорал Генка. — А ну смолкни! — Он изо всей силы грохнул кулаком по загудевшему столу-шкафу. — Все по-честному! Считаемся! И ты тоже становись! — Генка схватил за шиворот Павлика. — Хватит по блату жить!
Незаметно зыркнув на Марика и убедившись, что тот перестал плакать, Генка вывел брата на середину комнаты, начал считалочку с Павлика, четко отмахивая рукой по койкам, топчанам и раскладушкам.
На этот раз роль Труса выпала на долю Шурика.
— Чур с оживлением! — сразу же попросила Валентина, как только Генка закончил считалочку.
— Нет! Нет! — завизжал Павлик. — Чур без оживления!
— С оживлением! — гаркнул Генка и врезал братцу увесистый подзатыльник. Не давая ему зареветь, грозно приказал: — Боеприпасы готовь! Шагом арш!.. Катьку назначаю наблюдателем! Марика — телефонистом! Всем по местам!.. Атаку я сам построю!..
Главу и ударный центр атакующей колонны составили разноликие танки, сконструированные по случаю из облезлых кубиков, круглых деревяшек от городков, жестяных дверц, случайных колес и редких подшипников. На каждом танке были намалеваны крест или свастика. За танками выстроились остатки бывших, бесколесных уже машин, со сплющенными радиаторами. Чудом уцелевшие оловянные солдатики следовали за двойным заслоном броневой мощи. В большинстве своем это были «лежачие» герои — с отбитыми стволами ружей и ручных пулеметов. Замыкали шествие бумажные и картонные воины, многократно выгнутые и перекошенные. Самого невероятного покроя и разновековой принадлежности.
Сценарий «Когда я стану великаном» касается нравственных проблем, волнующих наше молодое поколений. В нем рассказывается о победе добра и справедливости, чувстве долга и истинной дружбы, скромности и честности. Фильм по сценарию удостоен премии ЦК ВЛКСМ «Алая гвоздика».
Кузнецов Александр Всеволодович (род. в 1935 г.) закончил актерский факультет ГИТИСа и Высшие режиссерские курсы при Госкино СССР. Снялся более чем в тридцати фильмах, осуществил ряд инсценировок, работал на телевидении. Автор пьес «Острова снов», «Лети все горе прочь», «Зачем принцессе усы!», «Танец кочерыжек». В соавторстве с И. Туманян написал сценарий кинофильма «Когда я стану великаном» (приз Ленинского комсомола — Алая гвоздика). В 1983 году в издательстве «Молодая гвардия» вышла повесть А. Кузнецова «В синих цветах».
В повести сибирского писателя М. А. Никитина, написанной в 1931 г., рассказывается о том, как замечательное палеонтологическое открытие оказалось ненужным и невостребованным в обстановке «социалистического строительства». Но этим содержание повести не исчерпывается — в ней есть и мрачное «двойное дно». К книге приложены рецензии, раскрывающие идейную полемику вокруг повести, и другие материалы.
В книгу известного писателя Э. Сафонова вошли повести и рассказы, в которых автор как бы прослеживает жизнь целого поколения — детей войны. С первой автобиографической повести «В нашем доне фашист» в книге развертывается панорама непростых судеб «простых» людей — наших современников. Они действуют по совести, порою совершая ошибки, но в конечном счете убеждаясь в своей изначальной, дарованной им родной землей правоте, незыблемости высоких нравственных понятий, таких, как патриотизм, верность долгу, человеческой природе.
В сборник известного советского писателя Л. С. Ленча (Попова) вошли повести «Черные погоны», «Из рода Караевых», рассказы и очерки разных лет. Повести очень близки по замыслу, манере письма. В них рассказывается о гражданской войне, трудных судьбах людей, попавших в сложный водоворот событий. Рассказы писателя в основном представлены циклами «Последний патрон», «Фронтовые сказки», «Эхо войны».Книга рассчитана на массового читателя.
…Человеку по-настоящему интересен только человек. И автора куда больше романских соборов, готических колоколен и часовен привлекал многоугольник семейной жизни его гостеприимных французских хозяев.
