В шаге от вечности. Как я стал киборгом, чтобы победить смерть - [16]

Итак, я лежал на левом боку в позе эмбриона – животное положение, демонстрирующее полную подчиненность, защищающее, насколько возможно, мои внутренние органы от физического насилия со стороны возвышающегося надо мной доктора.

В руках он держал огромный шприц с пугающе длинной и толстой иглой. Знал я об этом потому, что это орудие мне продемонстрировали буквально минутой ранее, сразу после того, как я подписал информированное согласие не привлекать своего мучителя к суду, если процесс забора анализа приведет к неизлечимому параличу.

Насколько я могу судить, за люмбальной пункцией закрепилась дурная слава. Подумаешь, совершенно посторонний человек (нельзя быть уверенным, что он не маньяк с улицы, накинувший белый врачебный халат и прокравшийся в кабинет), оказавшись вне поля вашего зрения, втыкает вам спицу в основание спины, а потом ждет, пока капающая по ней спинномозговая жидкость медленно наполнит небольшую пробирку! Не диво, что люди воспринимают эту процедуру как нечто опасное и избегают ее. Хотя, если честно, и в Голливуде ее изображают как достойный повод для фобий, кошмаров или тему хоррор-фестивалей.

Но мне повезло. Немного местного обезболивающего. Затем – пульсирующее, проникающее ощущение от иглы, которая входит между позвонками (точно помню, как врач велел «лежать абсолютно неподвижно», и я задумался, к чему в таком случае мог бы привести обычный для меня случайный спазм), вопрос: «Как вы себя чувствуете?» (очевидно, подразумевалось: «Чувствуете ли вы еще свои ноги?») – и все.

Несмотря на отсутствие сложностей в процессе, результаты этого исследования (оно выявляет признаки рассеянного склероза) были в норме. Время оказалось потрачено впустую, разве что мы подтвердили вероятность гипотезы о ПЛС. То же можно было сказать и об МРТ: все чисто. К сожалению, это означало только одно: мне снова предстоит шагнуть за свой болевой порог, или, как было завуалированно обозначено в списке назначений, «провести повторное ЭМГ».

В этот раз я хотя бы знал, к чему готовиться. Молодая женщина-доктор, провожая меня в лабораторию, сразу дала понять, что не против пообщаться. Я не раздумывая включился в беседу, задавая ей вопросы как равный. Что привело ее в неврологию? Как она планирует дальнейшую карьеру? Насколько чувствителен электромиограф? Годилась любая профессиональная область обсуждения, которая позволяла мне отвлечься от роли пациента.

Вот так я быстро добился взаимопонимания с человеком, ответственным за мой комфорт в ближайшие сорок минут. Пока доктор озвучивала мне результаты наблюдений в ходе процедуры, мы успели поговорить о том, как работает ЭМГ. Это гораздо приятнее, чем просто лежать в гробовой тишине и ждать следующего удара током.

– Ага, участок денервации, – она перевела взгляд на иглу, воткнутую в икру моей ноги. Получается, у отдельного нерва, протянувшегося из распределительного щитка в моем позвоночнике к мускулу в нижней части ноги, была немного нарушена изоляция.

– Потрясающе! – ответил я. Без преувеличения – это и правда было потрясающе. Потому что изоляция должна была быть в норме. С ней точно все было хорошо несколько месяцев назад, когда мне впервые довелось выстрадать эту процедуру. Наша с доктором дискуссия свернула на обсуждение аттенуации и миелиновой оболочки.

– Хм, похоже, еще один участок.

– Вы уверены? Что ж, это довольно интересно. Он, видимо, образовался буквально недавно, в последние несколько месяцев.

Мне не пришлось изображать спокойствие: я действительно был поражен. Тем не менее за этим крылся примерно такой внутренний диалог: «Ага! Признайся, мы этого не ожидали? Значит, ПЛС уже точно можно вычеркнуть. Остается только очень агрессивный БАС. Вероятно. Еще пока неясно…»

И я продолжал болтать, а она продолжала бить меня током, и ничего не происходило еще примерно минут десять. Никакой денервации. Пока мы не добрались до участка плоти между правыми большим и указательным пальцами. Доктор проткнула его иглой, покачала ее немного, прислушиваясь к шороху статического электричества из невидимого динамика. Я уже знал: чем ровнее и громче шум, тем лучше, – услышав его, она сразу вынимала из меня адскую машинку.

В основном для того, чтобы отвлечься, пока доктор перемещает электрод, я решил продемонстрировать свои ограниченные познания в анатомии:

– О, первая межкостная мышца. И первая, которая обычно отказывает при…

Это она и была. Классический симптом прогрессирующего бокового амиотрофического склероза – когда между большим и указательным пальцами появляется длинная ложбинка из-за отказавшей первой межкостной мышцы.

– Да, – подтвердила доктор. – И да, определенно… да, заметная денервация.

Вот и все.

Времени обдумать услышанное и выдать что-то, кроме очевидного вывода, у меня не было, поэтому я немедленно продолжил:

– Ага. То есть, согласно Эль-Эскориальским критериям, мы имеем здесь симптом начала бокового амиотрофического склероза.

Эль-Эскориальские критерии – международные диагностические критерии БАС. Например, если у больного наблюдаются не только признаки разрушения верхних двигательных нейронов, но и следы разрушения нижних (к их числу относится обнаруженная нами денервация) в трех и более местах, значит, дело в БАС.