В сетях любви - [62]

— А она очень изысканное лакомство, уверяю вас. Не ждите, что я оценю ее дешево. — Глупец не смог устоять перед завистью других. Если он и собирался отказаться, то хотел растянуть удовольствие. Он повысил голос так, чтобы его услышало с полдюжины мужчин, собравшихся вокруг соседнего стола.

Уиллу это было только на пользу. Теперь при таком количестве свидетелей Квадратная Челюсть не сможет отказаться от сделки.

— Естественно, долговременное содержание будет мне не по средствам. Я имею в виду одну ночь. Что вы считаете равноценной ставкой с моей стороны?

— Решать вам. — Теперь его слушал весь зал, и он знал это. — У нее сиськи как два изюмных пудинга. Она набросится на вас, как дикая кошка. Она способна сосать у мужчины целую неделю. Сколько, по-вашему, стоит одна такая ночь? — Он допил ром и со стуком поставил стакан на бортик стола.

— Изюмный пудинг. Разве есть те, кого это не соблазнит? — Виконт произнес все это в напряженной тишине и шагнул вперед. Он не посмотрел на Уилла, не поднял руку, однако явно собирался помешать другу совершить идиотский поступок.

Уилл стиснул кий. Каткарт мог удержать его не от всех глупых поступков. Выпад, движение рукой, и толстый конец кия ударил Роанока по лицу. Во все стороны разлетаются зубы. Кровь быстро окрашивает его белый накрахмаленный галстук. «Чтобы помнил, как надо обращаться с дамой».

Нет, он не будет этого делать. Он просто выиграет ее. Его хватка ослабла, он постучал кием по ладони.

— Двести. Так уж вышло, что я люблю пудинги.

Сумма была до абсурдного огромной. Если бы он сам сразу не осознал этого, то наверняка понял бы по реакции зрителей, которые прислушивались к разговору.

— Триста. — Глаза Квадратной Челюсти заблестели от жадности.

— Двести пятьдесят. — Полнейшее изумление публики, один или двое шутливо осведомились, в своем ли он уме.

— Двести пятьдесят пойдет. — Роанок подхватил кий, усмехнулся и прошел к нижнему краю стола, чтобы сделать первый удар.

— Господь всемогущий, дружище, да любую из этих девиц со всеми причиндалами можно получить за гинею, — воззвал к его здравому смыслу денди в жилете из фиолетового бархата.

— Не имеет значения. — Уилл покрутил плечом, чтобы расслабить мышцы. — Я не собираюсь проигрывать.

И он не проиграл. Ему нужно было выиграть, и он выиграл. Временами жизнь становится очень простой. Все сильные эмоции преобразовывались в плавные и точные удары кия. «Побег» белого шара от красного. Падение красного в лузу. Откат белого шара от борта и попадание в линию балки — туда, куда не достанет Роанок. Никакого позерства, эффектных взмахов и игры на публику, только спокойная, беспощадная точность.

После последнего удара он повернулся и поставил на стойку свой кий, даже не дождавшись, когда шар упадет в лузу.

— Отправляйте ее ко мне в любое время, когда пожелаете. Вы помните, в какой комнате поселили меня? Или вам напомнить? — Он потянулся за сюртуком.

— Ты знаешь ту, которую зовут Барбарой? — Элайза уперлась локтями в подлокотники, сплела пальцы и подалась вперед. — Я сегодня разговаривала с ней. Она сказала, что вчера вечером у них в библиотеке состоялся разговор, но когда дошло до дела, он извинился и ушел.

— И что в этом замечательного? Может, он ухаживает за другой и не хочет поступать неподобающе. — Избегая взгляда Элайзы, Лидия расправила юбку.

— Тогда мне непонятно его решение вообще приехать на эту вечеринку. Какой даме было бы приятно узнать, что ее поклонник… — Мария замолчала, не договорив. Лидия повернулась и обнаружила, что та смотрит на дверь и ее лицо выражает явное неодобрение.

Она тоже посмотрела на дверь. Там стоял Эдвард. Он повесил сюртук на руку и оглядывал дамскую гостиную. Увидев ее, он задержал на ней взгляд. Прокашлялся.

— Лидия. — Он перекинул сюртук на другую руку. — Мы могли бы поговорить наедине?

Глава 14

Уилл стоял возле камина лицом к открытой двери и в нетерпении стучал по полу одной ногой. С тех пор как он покинул бильярдную, его донимала, как ком снега, который положили на макушку и оставили там таять, мысль, что он все же совершил ошибку.

«Это хотя бы не самая худшая ошибка в твоей жизни». Его губы сложились в усмешку, и он едва не рассмеялся вслух. К черту благие намерения. Неужели он так никогда и не выучит этот урок? Он пытался быть хорошим, а вместо этого превращал все в постыдный фарс.

В коридоре послышались шаги — слишком много шагов для одного человека, — и воспоминание возникло в сознании прежде, чем он успел подавить его. О той первой ночи в «Бошане», о том, как его уединение в библиотеке было нарушено звуками приближающихся шагов. У одного человека поступь была тяжелой, у другого — легкой. Тогда она пришла не одна. И сейчас может прийти не одна. Это не предвещает ничего хорошего.

Так и оказалось. Когда она появилась в дверях, ее сопровождал Роанок. Он держал Лидию за локоть, словно для того, чтобы она не сбежала. На ней была ночная сорочка и халат, в одной руке она держала полусапожки, а другой прижимала к груди одежду — вероятно, то, что ей предстояло надеть завтра. Ее волосы были распущены.

Проклятие. Он и не предполагал, что она будет ходить по дому раздетой. Она замерла на пороге, напряженная, с прямой, как палка, спиной, и устремила безжизненный взгляд куда-то вперед.