В сердце леса - [56]

Таким образом, еще до начала экспедиции между мной и двумя тхукахаме установилось нечто вроде дружбы. Они часто говорили мне, что мы будем делать, когда придем в их родные места.

— Ты пойдешь со мной охотиться, когда придешь в наши края?

— Конечно. А у вас много дичи?

— Много!

— Много?

— Да. Много-много. Олени. Тапиры. И пумы. Пумы охотятся на тхукахаме. Они любят тхукахаме и едят их.

— А тхукахаме охотятся на пум?

— Да. Охотятся. И на черных пум тоже охотятся. Приходи к нам, я тебе покажу. Теперь у меня есть ружье, и я убью много пум.

В ограниченном словаре Рауни глагол «сажать» имел много значений.

— Я посажу тебя, Адриано, в Тхукахаме с рисом и радио. У нас в Тхукахаме нет радио. Я люблю радио и буду сажать рис в поле. Но тебя я посажу прямо-прямо, вот так. — Рауни вытягивался в струнку. — Руки в стороны. Один коршун сядет на эту руку, другой на ту.

— А орел — на голову, да?

— Да, орел сядет тебе на голову, а маленькие орлята на ладони. Я буду приходить и говорить с тобой. Это будет там, вниз по Шингу, где раньше, давным-давно, были плантации журуна.

И вот теперь мы были на базе, неподалеку от тех мест, где все это должо было произойти. То была «Куяба» тхукахаме. Однажды Бебкуче и Рауни нарисовали мне ее на песке. Весь полдень мы просидели на банановых листьях, отбиваясь от мушек пиуме. Я заметил, что карты, нарисованные индейцами, очень точно ориентированы, но неточны в смысле масштабов и что все места, обозначаемые вне деревни тхукахаме и в джунглях, связаны с какой-нибудь битвой или резней.

Что касается мест, расположенных к востоку, то мне вспоминается рассказ Рауни о Зеленом лесе. Поскольку меня особенно интересовало отношение индейцев к смерти и войне, я уговорил Рауни рассказать мне об этом.

— Пошел я, — начал он, — к другой воде, вон туда, (к реке Арагуая) и увидел лошадь. Я никогда не видел лошади. Я был очень голоден и хотел ее убить. Но тут подошел караиба, в руках он держал мачете. «Поди сюда», — сказал он. — Рауни изобразил гневную, надменную гримасу. — Он был очень злой и хотел убить меня, — объяснил Рауни. — Поэтому я ушел и сломал себе палку, чтобы сделать из нее боевую дубинку. Я вернулся назад, а караиба зовет меня: «Иди сюда». Я бросил палку. Она полетела в него, — Рауни показал, как караиба присел, — но задела только его шляпу; шляпа осталась на затылке (в этой части Бразилии шляпы обычно носят на тесемке). Я убежал. Но тут я увидел большую собаку. Тогда я сломал еще одну палку и решил убить собаку. Я ударил собаку. Но она убежала. Тогда я снова увидел лошадь, подбежал к ней с палкой и ударил ее. А лошади ведь очень-очень сильные, Адриано. — В голосе Рауни звучало искреннее удивление. — Я стал бить ее сюда, — он показал на спину, — но лошадь убежала. Потом пришел караиба, он был очень сердит. Я сломал еще одну палку и бросил в него. Но она задела только волосы караиба, — печально закончил Рауни, — я испугался и убежал.

— А караиба умер?

— Нет, он остался жив, но тоже испугался. Я бежал, а вокруг не было леса, одни ровные места. Я бежал и очень устал. Так я добежал до озера и уснул, а потом пришло еще трое.

— Караиба?

— Нет, тхукахаме. Они спросили меня: «Караиба убил тебя?» Я сказал: «Нет». Тогда мы все вместе ушли.

Рауни покинул нас, а Бебкуче повторил мне его рассказ и нарисовал карту.

Я знал, что на востоке, в пограничном районе Зеленый лес, тхукахаме занимаются охотой. На юге, насколько я уже разбирался в истории и географии этого племени, тхукахаме имели мелкие стычки с другими индейцами, обитавшими вокруг Васконселоса. Как обстояло дело на западе, я узнал позднее.

На этом наш разговор кончился. Собирался дождь, и я выбежал из хижины, чтобы отвязать от деревьев свой гамак.

В тиши огромного первобытного леса приемник слабо напоминал нам о существовании совершенно иного мира.

«Тодди — идеальный напиток, — вещало радио. — Тодди восхитителен. Питателен. Банка тодди — крепкое здоровье. Тодди перед сном. Тодди по утрам. Тодди полезен детям. Тодди. Тодди. Тодди. Тодди. Тодди».

Лежа в гамаке, Орландо читал при свете свечи дешевое издание «Алого круга» Эдгара Уоллеса. Дилтон возился с электрическим фонариком; Сержио пытался снять шкуру с какого-то зверька, похожего на хорька; а вокруг деловито шелестел лес, как будто все деревья на тысячу квадратных миль вокруг выстроились в очередь, чтобы поглядеть на нас. Вскоре я прикорнул прямо на земле возле Бебкуче.

— Дождь — не друг Мигеле, — сочувственно прошептал он. А потом, по своему обыкновению, продолжал говорить сам с собой на своем языке.

Глава XV ПОЧЕМУ ПУМЫ УБИВАЮТ ЛЮДЕЙ

В Шингу сезон дождей длится с декабря до конца апреля. Иногда дождь перестает на несколько часов, а то и на несколько дней; в остальное же время идет ливень, который европеец не в состоянии себе представить. Огромные равнины, как, например, пространство между Васконселосом и Кулуэни, оказываются затопленными — уровень воды поднимается до девяти футов. Песчаные отмели исчезают. Реки выходят из берегов и на многие мили затопляют джунгли, с корнем вырывают деревья. Животные спасаются на островах; индейцы голодают, передвигаться трудно; в довершение всего свирепствуют москиты.