В саду памяти - [126]

Бурные политические выступления перемежаются бесконечными манифестациями, казнями, расстрелами, возникновением и ростом революционных организаций, усилением повстанческих настроений. Единой Польши нет. Она раздроблена, и ни один поляк ни на минуту не забывает об этом. Вырабатывается скрытая — подпольная — система спасения языка, культуры, обычаев, своей национальной самобытности, традиций, ради чего получает конкретную и четко определенную цель будущее.

Вот в эту-то Варшаву — «хмурый российский город», дразнящий своим беспокойством, — и прибывает главный герой повествования — Густав Горвиц: философ, европеец, сын раввина, вкусы, пристрастия и интеллектуальные увлечения которого имеют мало общего с тем, чем жила Польша тех лет. Почему? Да потому, что духовная сфера Густава, выросшего в имперской Вене, входила чуть ли не в конфликт с земной опорой, тогда как в Польше ситуация была прямо противоположной: здесь духовное соединялось с земным, жизнь получала особое измерение и гармонию, и это почувствовала его «практичная» жена Юлия. Свободолюбивый дух романтизма витал не только в головах, он определял стиль поведения и тип жизни: трудно было найти более цельное бытие. И более драматичное в парадоксальности место существования. Немецкая поэзия, воспитавшая не одно поколение свободомыслящих поляков, утешает их, погибавших во время Второй мировой войны от немцев же.

Еще один парадокс: после войны и возникновения ПНР началось поголовное истребление в Польше АК — Армии Крайовой (буквально армии страны), которая была в подлинном смысле народной: в нее входили представители почти всех общественно-политических течений, направлений, слоев, в том числе и пилсудчики. Но по иронии судьбы, именно так — народной — была названа Армия Людова (АЛ — буквально армия народная), созданная коммунистами и сторонниками союза со страной Советов, вследствие чего участникам АК пришлось вести борьбу на два фронта: с Гитлером и Сталиным одновременно. Аковцы были тесно связаны с находившимся в эмиграции, в Лондоне, правительством. Они обеспечивали подполье тылами, работая на его бесперебойную деятельность, спасали от смерти и голода, снабжали документами, тайными квартирами, деньгами, переправляли за границу, причем в основном анонимно, не спрашивая фамилии, руководствуясь одной лишь просьбой человека, которому доверяли. Аковцы почти все были арестованы советскими властями, вошедшими в Польшу с Армией Людовой, сосланы или расстреляны. В книге Ольчак-Роникер об этом говорится лишь вскользь. Но в памяти цепко держатся имена истинных героев, жертвовавших собой ради спасения другого, прославившихся беспримерным бескорыстием и храбростью. Разумеется, поляки без колебаний приняли сторону аковцев. Есть вещи, которые навсегда остаются святыми.

Родословная Горвицев запечатлела немыслимую до этого в Европе трагедию идеологического захвата — гитлеровского и сталинского сразу, что нашло отражение в пределах одной семьи. История, в которой два деспотизма меряются силами: кто страшнее и в итоге — кто кого?

Книга «В саду памяти» ни с кем не сводит счеты, и это самое большое ее достоинство. Ее объективность максимально честная, какой может быть объективность индивидуальная, личная, субъективная. А потому и правдивость ее убедительна по-своему: рассказ о том, как вырастить многодетную семью, поставить всех на ноги и выпустить в мир, — полезен и поучителен. И все же, мало только преподать школу любви и уважения друг к другу, сохраняя при этом деликатность, подразумевающую дистанцию. Надо верить в свое высокое предназначение, не наступая никому на пятки, не расталкивая никого локтями и не сетуя на невыигрышные обстоятельства, и во всем видеть предназначение и избранность — вот что значит «Выше голову!» А еще воспринимать себя и свою жизнь неотрывно от места, где выпало родиться, как собственную участь. Так формируется наука терпимости: в умении оказывать помощь и принимать ее, что намного труднее. Верность человеческой любви всегда существует сама по себе — вне систем, границ и религий.

Воспоминания здесь — сама жизнь, предназначение которой понимается только с уходом. Судьба, которую нельзя свести до одного лишь случая. Но познать многомерность мира можно при условии примирения с самой собой. Хорошо, что воспоминания не кончаются — раз потомки встретились и воссоединились. И невозможно отделаться от ощущения, что гены, когда их несправедливо изничтожают, становятся сильнее и выносливее: талант и легкость нынешнего поколения Горвицев — дар, полученный в наследство вместе с широтой натуры и умением жить во всем мире. Кажется, черные силы трудились, чтобы выкорчевать, а получилось — поспособствовали расцвету самых лучших человеческих свойств: доброты, ума, красоты. Выходит, правы те, кто утверждает, что и зло работает на добро.

Выражаю глубокую признательность всем, кто помогал мне в процессе работы над переводом этой книги, за содействие, советы, подсказки. Прежде всего это:

Игорь Баранов (Москва), Иоанна Бохеньская (Краков), Дина Гусейнова (Кэмбридж), Ирина Карапетьянц (Москва), Зоя Масленикова (Москва), Данута и Станислав Сиесс-Кжишковские (Краков), Лия Нестерская (Страсбург), Наталья Соловьева (Москва), Виктория Тихомирова (Москва), Надежда Тубкина (Элиста), Юрий Цурганов (Москва).