В садах чудес - [122]

Чувство, которое испытал Пауль, когда мать обняла его, затем озабоченно приложила ладонь к его лбу, было знакомое чувство. Всегда, когда мать ласкала его, он испытывал это чувство — неловкость, потому что ему было неприятно прикосновение ее рук; стыд, потому что он не мог любить ее, как она любила его, и от этого ему делалось стыдно, и сильное желание, чтобы все скорее кончилось, чтобы она ушла.

Мать присела на край постели. Она тоже была босиком. Ступни у нее были широкие, плотные и сильные. Служанка-негритянка, одетая примерно в такое же платье, что и мать, держала в руках деревянный поднос. Мать подвинула к постели столик, служанка поставила поднос и вышла.

От расставленной на подносе глиняной посуды исходил соблазнительный аромат. Мать снимала крышки с судков. Здесь было вареное и обжаренное гусиное мясо, пшеничные лепешки, что-то вкусное и густое, вроде сметаны. Пауль отпил из глиняной чашки. Напиток был темным, довольно крепким, освежающим.

«Ячменное пиво» — догадался Пауль.

Он принялся за еду. Мать говорила, не умолкая, о жертвоприношении, о каких-то праздниках, из-за которых у отца столько хлопот, несколько раз она упомянула имя Дутнахта, но всякий раз сын прерывал ее.

Сквозь прутья тростниковой занавески просунулась и тотчас спряталась голова Йенхарова.

— Хари! — окликнула мать.

Но младший сын, конечно, не спешил откликаться.

Мать взяла с постели и повертела в руках тростниковую флейту. Затем заговорила о том, что Йенхаров уже достаточно взрослый для того, чтобы помогать отцу по хозяйству, но вместо этого целыми днями бездельничает, и виноват в этом, конечно Сет Хамвес…

— Мама! — начал Сет с набитым ртом.

И тут раздался стук. Стук был громкий, раздражающе-грубый. Сета поразило, что мать словно бы и не слышит этого стука. Но тотчас он понял. Это стук не отсюда, это стук из другой действительности, из действительности Пауля Гольдштайна.

Все вокруг уплощилось, начало рваться, словно бумажные декорации на дешевой сцене. Пауль почувствовал легкое замирание сердца, как во сне, когда снится, будто летишь стремглав вниз.

Теперь он знал, что лежит на своей постели в квартире фрау Минны. Глаза его были закрыты. Он ощущал свое тело тяжелым и неуклюжим. В дверь стучали. На самом деле это вовсе не был грубый стук, скорее — деликатное постукивание.

— Войдите, — отозвался он, не открывая глаз.

Потом услышал, как открывается дверь, и открыл глаза.

— Вас спрашивают, — в двери остановилась фрау Минна. — Я говорила, что вы заняты, но они настаивают…

Спрашивают? Регина? Они? Кто с ней? Или… полиция?

— Это господин Александер и с ним еще один ваш друг, — продолжала фрау Минна.

— Да, да. Конечно, пусть войдут. Я тут немного вздремнул, устал, — ему показалось, что квартирная хозяйка тоже почему-то огорчена или недовольна приходом Алекса.

Алекс и Михаэль ворвались в его комнату, принеся с собой сырой запах промозглого зимнего вечера.

— Ты что, — встревоженно начал Алекс, присаживаясь на край постели, — заболел?

— Где ты пропадаешь? Нигде тебя не видно! — Михаэль остановился у письменного стола.

«Чудесная мизансцена! — пришло в голову Паулю. — Жаль только нет подноса с жареной уткой и ячменным пивом! Или это была жареная гусятина?»

Ему уже казалось, что вся эта тяжеловесная неуклюжая действительность, всегда окружавшая Пауля Гольдштайна, теперь, когда выход в иную реальность так облегчился, сделалась ему совершенно невыносимой. Он чувствовал, что вот-вот утратит контроль над собой и попросту выгонит приятелей. Но, конечно, он этого не сделал. Он сел на кровати, спустил ноги вниз.

— Я здоров. Совершенно здоров. Только… Вы-то поймете. Пишу тут одну вещицу… Занятную… Честно, я бы угостил вас кофе, но не могу отрываться. Вот даже сейчас сижу, говорю с вами, а все куда-то улетучивается, — он пошевелил пальцами, чуть приподняв правую руку.

Оба приятеля смотрели на него с любопытством.

— Послушай, Пауль, — заметил Алекс. — Ты не пробуешь ли ширяться морфином? Не советую, друг. Тебе, во всяком случае, не советую. У тебя не тот тип характера.

— Тип характера! — Михаэль усмехнулся. — А в самом деле, ничего такого, Пауль? Может быть, нужна помощь?

— Да нет же! — Пауль, изнемогая, откинулся к стене. — Я ведь все вам объяснил. Ну, не сердитесь! Правда, лучше оставьте меня сейчас. Когда закончу, вы все увидите. И… за мной бутылка шампанского.

— Пойдем, — сказал Алекс, решительно поднимаясь. — Вероятно, это называется приступом вдохновения. Но, кажется, наша помощь здесь не требуется.

— Позвони мне, когда придешь в себя, — бросил Михаэль в дверях, поглядев на Пауля немного насмешливо.

Испытывая чувство вины, Пауль вопреки своему желанию проводил их в прихожую.

Попрощавшись с друзьями, он вернулся к себе и плотно прикрыл дверь.

Лег на постель с колотящимся сердцем. Даже не стал раздеваться. Стало немного страшно. Он просто лежал на постели с закрытыми глазами. Та, желанная реальность не желала нисходить на него. Он готов был заплакать. Ему казалось, что если это не произойдет, он покончит с собой, перережет себе вены, решится на все.

Но оно пришло. Он ощутил блаженное расслабление тела. Темноту комнаты заполнял теплый свет солнечного нездешнего дня.