В русской деревне - [5]

У помещика-казака было около 4500 акров. Первое столкновение произошло в 1917 г. при Керенском. Революция произошла в марте. В середине года дезертиры из армии рассылались по стране во всех направлениях, и каждый из них обычно уносил с собою ружье. Группа таких солдат, вернувшихся с фронта, потребовала у казака-помещика часть его земли, а также некоторое количество зерна для посева. Он отказал, предложив, впрочем, продать им зерно по 5 руб. 15 коп. за бушель (бушель равен одной четверти и трем гарнцам). Они пришли в ярость и заявили помещику, что, если он не даст им зерна добровольно, они возьмут его силой. Он поехал в уездный город Пугачев и убедил военные власти послать отряд солдат в Озеро. Солдаты эти схватили одного бедного крестьянина и посадили его под арест. Крестьяне пришли толпой, освободили заключенного из-под ареста, обезоружили солдат и, в свою очередь, арестовали их. Командовавший ими офицер испугался, убежал в Пугачев и вернулся с новым отрядом солдат, которых он старался настроить против крестьян рассказом о том, будто эти последние убили троих солдат. По прибытии на место пугачевские солдаты убедились, что офицер солгал, и они перешли на сторону крестьян. Помещик сказал: «Это зерно не достанется ни вам, ни мне». Крестьяне дали этим словам зловещее толкование. Они говорили между собой: «он хочет сжечь зерно», и, основываясь на этом, они пришли к помещику и сказали ему: «дай нам ключи, и мы возьмем зерно». Он передал им ключи, и они взяли хлеб и стали его делить. После этого помещик убежал.

В таком положении было дело в течение некоторого времени. Крестьяне разделили некоторую часть земли для посева, остальную же оставили нетронутой. Ни помещик, ни его управляющий не возвращались. Крестьяне подумали-подумали и решили, что лучше поделить все имение помещика. Сначала они хотели взять только часть земли, остальную же предоставить помещику. Теперь же они поделили не только землю, но и скот и запасы. Наконец они разнесли дом и растащили его по частям, кто куда хотел.

Это было в августе 1917 г. Помещик обработал землю, посеял на ней, а урожай собрали крестьяне.

Вторая история была даже интереснее для меня, так как я мог проверить ее на основании личной беседы с «жертвой». Это был уже старый человек по фамилии Феврон. В молодости он большую часть времени посвящал торговым разъездам между Туркестаном и европейской Россией. Он сказал мне, что в былые времена он купил в Туркестане свыше 100 верблюдов. В то время верблюды продавались по 100 рублей штука, теперь же они стоили 140 000 рублей. На выручку от своей торговли он купил 500 акров земли. У него было в то время 20 верблюдов, двадцать лошадей, пятьдесят овец и двадцать коров. У него был большой, поместительный дом, расположенный в центре главной улицы с садом перед домом (это совсем не то, что сад в Англии, обычно в таком «саду» не больше полдюжины деревцев, посаженных для украшения).

Летом 1917 г. некоторые из крестьян деревни Озеро пришли к нему и сказали, чтобы он отдал им свою землю. Начались переговоры. Он согласился уступить им часть своей земли, что и сделал. После октябрьской революции он вынужден был отдать им почти всю остальную землю.

В настоящее время у него вместо 500 всего только 45 акров, и вместо двадцати верблюдов только четыре. Он мне указал на них, в то время как они лежали на соломе и спокойно пережевывали свою жвачку. Большой двор совсем не соответствовал уменьшившемуся хозяйству. Он высказывал глубокое сожаление по поводу потери своих патриархальных владений.

Он был поистине патриархом. Я не мог сосчитать точно число членов его семьи, но в его доме жило значительное количество женатых сыновей и дочерей с их собственными большими семьями. У старика было пухлое лицо, медленная, но радушная улыбка, очень темный цвет лица и длинная борода. Когда он сидел на верхней ступеньке лестницы, ведущей в его дом, охотно заговаривая с каждым проходившим мимо, он напоминал мне рисунок, изображавший Павла Крюгера сидящим у своего президентского дома в Претории.

Феврон таким образом был вознагражден за свою сговорчивость и уступчивость в критический момент. Как я сказал, у него остался маленький клочок земли, и он продолжает жить в своем доме, самом лучшем во всей деревне. Однако ему не позволили сохранить этот дом только для себя. Большая гостиная в нем была превращена в местный коммунистический клуб, в то время как в маленькой комнате, примыкающей к гостиной, помещалась канцелярия военного комиссара.

Я не раз говорил с ним и узнал от него много интересных фактов. Мы как-то обедали с ним в одном конце его большой гостиной, в то время как в другом конце сидели два или три молодых члена местной коммунистической партии; они себя, видимо, неловко чувствовали. Через полуоткрытую дверь в другую комнату мы видели военного комиссара, который сидел за своим столом и писал.

Наружно Феврон был в совершенно хороших отношениях с этими людьми и приветливо раскланивался с ними при встрече. Но разговаривая со мною потихоньку, так, чтобы они не слышали, он изображал их в не очень приглядном свете. Он не раз сравнивал господствующую сейчас, как он говорил, анархию с тем, что непосредственно предшествовало большевистской революции. Я думаю, он был членом кадетской партии, хотя он не сознался мне в этом. Хотя его напасти начались с эпохи Керенского, он восхвалял реформы, проведенные при нем. По его словам, в период между февралем и октябрем 1917 г. земства сделали чудеса в области народного просвещения (они открыли много школ) и кооперации. Кой-какие доказательства этого я видел в тех книгах, которые мне попадались на глаза в советских домах. На них стоял штемпель: «Земская публичная библиотека».