В русском лесу - [22]

Прокопию в ответ на такие упреки, само собой разумеется, крыть нечем было. Он делал вид, что стыд его пробрал, извинялся, а сам вдругорядь, при повторном выходе в поле, снова устраивался в теплых условиях. Что поделать с ним, если он привык всю жизнь в придурках!..

Однако ближе к делу, к тому, ради чего, собственно, эта история рассказывается.

Половинка наша, известно, в низинном месте расположилась. Летом здесь благодать: красиво и замечательно, окрестье, говорят, чем-то напоминает Швейцарию: склоны гор, долины, ручьи, речушки, лесок пихтовый, а также и ельнички. На такую красоту, ежли смотреть, не насмотришься. Летом отдыхать удобно и приятно здесь: грибы и ягоды, и рыба, — есть чем позабавиться старичкам. Летом на нашу Половинку и престарелым завидуют, что в таком прямо-таки курортном месте они проживают. Но в зимнюю пору!.. Зимой жить на Половинке трудненько всем приходится. Главное — такие в этих низменных местах холода сгущаются, что, случается, птица на лету замерзает и падает на снег. Вот такие холода. А земля промерзает так глубоко, что до талого слоя и экскаватору за трое суток не добраться.

Ничего не скажешь, холода досаждают нам. Из-за них наше хозяйство испытывает немалый урон и нужду, то есть делается убыточным и, случается, даже входит в долги. Причина в земляных работах, которые зимой резко дорожают. И дело вот в чем. По естественному ходу событий, в простудные холода среди наших старичков и инвалидов смертность увеличивается, а рытье зимних могил чувствительно дорожает... А смета, как известно, что летом, что зимой одна и та же. Где взять деньги?

Заботясь о деле, заместитель по хозчасти Лупп Абросимович года два тому у себя в кабинете собирал актив и советовался: как быть? Как уменьшить убытки при зимних похоронах? Вопрос был щекотливый, старички, хоть и были активисты, замкнулись. Только Прокопай пообещал поломать голову.

Два дня он думал, потом явился перед Луппом Абросимовичем, заявил, что вроде нашел, что требуется, но надо обсудить.

— Говори, вдвоем пообсуждаем, а потом людей созовем, — сказал Лупп Абросимович.

— Предлагаю сверло земное.

— Что за сверло?

— Сверло, которым для телеграфных столбов ямы роют, установка такая на тракторе.

— И что?

— Они поблизости работают, телеграфисты эти, — объяснил Прокопий. — За бутылку им ничего не стоит приехать и прорыть.

— Что прорыть? — никак не понимал Лупп Абросимович.

— Да дыру в земле, — терпеливо объяснял Прокопий. — Вы могилами, как их рыть, интересуетесь, я и придумал... сверлом, значит.

— Кажется, понял... — Лупп Абросимович на минуту задумался, вот лицо его воссияло радостью, но тут же и помрачнело; он спросил: — А как хоронить, Прокопий, будем, стоймя, что ли?

Прокопий молча кивнул. Лупп Абросимович покачал головой, что изображало сомнение, сказал:

— Обмозговать надо со всех сторон, с людьми посоветоваться.

На другой день все обитатели нашего дома уже знали о земном сверле, однако новый способ никому не понравился. Многие были даже искренне возмущены. Составилась делегация, которая после дружного совета отправилась к Луппу Абросимовичу и изложила ему свою позицию: не согласны-де вековечно стоять в могиле... Лупп же Абросимович свое мнение еще не выработал и от спора со старичками воздержался, сказал, что рационализация находится пока еще в самой начальной стадии и неизвестно, будет ли внедрена.

После ухода из кабинета делегации Лупп Абросимович вызвал Прокопия и рассказал, что старички протестуют, что, наверно, ничего не получится с рацпредложением. Прокопий, выслушав, опечалился и молвил:

— Разве неживому не все равно — лежать или стоять в могиле?..

— Дело подсудное...

— Экономия, — сказал Прокопий. — Не ради себя радеем, ради общей пользы...

Лупп Абросимович не ответил, кивнул головой, что обозначало, что ему надо остаться одному; Прокопий удалился.

Прокопий был разволнован и раздосадован неудачей. Он решил побороться за свое рацпредложение и для этого стал производить расчет. Он решил убедить и зама по хозчасти, и старичков цифрами. Уединившись ночью на кухне, он считал и записывал, записывал и снова считал, наморщив лоб, размышлял. Он складывал, умножал и делил и, наверное, перетрудил голову и перенапряг волнениями сердце, — с ним случился удар, и за этой работой он скончался, не успев сделать никакого завещания. На листке бумаги, лежащем на столе, значилось:

«ручная работа — кубометр мерзлого грунта — 4 рубля, всего — 24 рубля, да дерево — доски — 33 рубля 35 копеек. Полати — 1 рубль. Памятник 29 рублей. Итого: 87 рублей 35 копеек. Работа машинная путем сверления — 4 рубля 12 копеек. Минус доски — 33 рубля 35 копеек. Минус полати — 1 рубль. Итого 34 рубля 35 копеек экономии с покойника».

...Похоронили Прокопия обычным способом. Насыпали продолговатый бугорок мерзлой земли и деревянный обелиск поставили. И помянули по обычаю, как всех, кутьей и киселем. А бухгалтер в книге расходов напротив фамилии Прокопия вывел каллиграфическим почерком красными чернилами цифры — 87 рублей 35 копеек.

Дед Пихто и бабка Никто

Темный холодный вечер. Гнало тучи весь день, к вечеру поднялась большая непогода, или, как ее в тех лесных местах называют, падера. Глухо гудели, словно чем-то недовольные, кедры. Стонали старые осокоря, и по-молодому тонко пели прямоствольные, в потеках серы, ели. И высокая радиоантенна, поставленная посреди маленького лесного поселочка Куташи, как и деревья, раскачивалась от ветра и неутомимо выводила свой однообразный мотив: у-у-у-у...