В русских и французских тюрьмах - [2]

А впрочем, – точно ли теперешние русские тюрьмы изменились к лучшему? Белил, да тертого кирпича тратят теперь побольше, – спора нет – в разных «Предварительных» и образцовых «Крестах». Но суть, ведь, осталась та же. А сколько сотен самых ужасных старых острогов, пересыльных тюрем и этапов остается по сию пору в руках всяких мундирных злодеев! Сколько тысяч народа ссылается по-прежнему в Сибирь – только подальше – административным порядком! Сколько злодейств совершается сейчас, в настоящую минуту, по набитым до невозможности тюрьмам! Полы, может быть, моются чище; но та же система аракчеевщины осталась, или еще стало хуже, сделавшись хитрее, ехиднее, чем прежде. Кто же заведует этими тюрьмами, как не те же ненавистники русского народа?

Одна из глав этой книги посвящена описанию того, что я видел во французских тюрьмах: – в Лионской, губернской и в «Централке», в Клерво. Тем, которые не преминут сказать, что тут, может быть, есть преувеличение, замечу только, что этот очерк, переведенный в Temps, был признан во Франции настолько объективным, что им пользовались как документом в Палате, в прениех о тюремной реформе. Во Франции, как и везде, вся система тюрем стоит на ложном основании и требует полнейшего пересмотра, – честного, серьезного, вдумчивого пересмотра со стороны общества.

Две последние главы моей книги посвящены, поэтому, разбору глубоко вредного влияние, которое тюрьмы повсеместно оказывают на общественную нравственность, и вопросу о том, – нужно ли современному человечеству поддерживать эти несомненно зловредные учреждение?

Если бы мне предстояло теперь написать сызнова об этом последнем вопросе, я мог бы доказать свои положение с гораздо большею полнотою, на основании целой массы накопленных тех пор наблюдений и материалов, а также некоторых новых исследований, которыми обогатилась литература. Но именно обилие наличных материалов заставляет меня отказаться от мысли разработать сызнова этот в высшей степени важный вопрос. Впрочем, он настолько настоятелен, что несомненно найдутся молодые силы, которые возьмутся за эту работу в указанном здесь направлении. В Америке такая работа уже начата.

Бромлей. Англия.

Февраль, 1906 г.

Введение

В сутолоке жизни, когда внимание наше поглощено повседневными житейскими мелочами, мы все бываем склонны забывать о глубоких язвах, разъедающих общество, и не уделяем им того внимание, которого они в действительности заслуживают. Иногда в печать проникают сенсационные «разоблачение», касающиеся какой-либо мрачной стороны нашей общественной жизни и если эти разоблачение успевают хоть немного пробудить нас от спячки и обратить на себя внимание общества, – в газетах, в течении одного-двух месяцев, появляются иногда превосходные статьи и «письма в редакцию» по поводу затронутого явление. Нередко в этих статьях и письмах проявляется не мало здравого смысла и высокой гуманности, но обыкновенно подобная, внезапно поднятая в прессе и обществе, агитация вскоре замирает. Прибавив несколько новых параграфов к существующим уже сотням тысяч узаконений; сделав несколько микроскопических попыток с целью бороться, путем единичных усилий, с глубоко укоренившимся злом, которое можно победить лишь усилиями всего общества, – мы снова погружаемся в мелочи жизни, не заботясь о результатах недавней агитации. Хорошо еще, если, после всего поднятого шума, положение вещей не ухудшилось.

Такова судьба многих общественных вопросов, и в особенности – вопроса о тюрьмах и заключенных. В этом отношении очень характерны слова мисс Линды Джильберт (американской м-рс Фрай): «едва человек попал в тюрьму, общество перестает интересоваться им». Позаботившись о том, чтобы арестант «имел хлеба для еды, воды для питья и побольше работы», – общество считает выполненными все свои обязанности по отношению к нему. От времени до времени кто-либо, ознакомленный с тюремным вопросом, поднимает агитацию по поводу скверного состояние наших тюрем и других мест заключение. Общество, в свою очередь, признает, что необходимо что-нибудь предпринять для излечение зла. Но все усилия реформаторов разбиваются о косность организованной системы, так как приходится бороться с общераспространенным предубеждением общества против тех, кто навлек на себя кару закона; а потому борцы скоро устают, чувствуя себя одинокими: никто не приходит им на помощь в борьбе с колоссальным злом. Такова была судьба Джона Говарда (Howard) и многих других. Конечно, небольшие группы людей, обладающих добрым сердцем и недюжинной энергией, продолжают, не взирая на общее равнодушие, хлопотать об улучшении быта арестантов или, точнее выражаясь, об уменьшении вреда, приносимого тюрьмами их невольным обитателям. Но эти деятели, руководимые исключительно филантропическим чувством, редко решаются критиковать самые принципы, на которых покоятся тюремные учреждение; еще менее занимаются они обследованием тех причин, вследствие которых каждый год милльоны человеческих существ попадают за стены тюрем. Деятели этого типа пытаются лишь смягчить зло, но не подрезать его у самого корня.