В руках Божьих - [5]

Офицер вновь посмотрел на бутылки.

— Да, вино, — сказал он, взгляд его при этом смягчился. — У меня в палатке тоже кое-что есть, — вздохнул он. — Это тут, рядом!

Ни слова от Раффлса, и ни одного, можете не сомневаться, от меня. Потом вдруг Беллингем показал, где находится его палатка, и, добавив, что наше дело требует серьезного размышления, направился в ту сторону, не говоря ни слова. Когда нас разделяло несколько шагов, он вдруг бросил через плечо:

— А это можете прихватить с собой, и я бы посоветовал вам нести их тем же способом, что и раньше.

По пути какой-то военный отдал ему честь и зло посмотрел на нас, когда мы с нашими трофеями прошли вслед за капитаном. Это был наш капрал Коннал, и это воспоминание только отвлекает меня от безусловно галантного капитана, который только что с подкреплением прибыл в нашу дивизию. Я терпеть не мог капрала. В палатке капитан добавил к нашему виски содовую, а когда мы уходили, нагрузил нас спиртным, оставив себе лишь пару бутылок. Успокоившись под воздействием алкоголя, а длительное воздержание позволило нам всем особенно оценить сей факт, наш офицер вскоре был абсолютно убежден, что на этот раз мы выполняем свой долг самым честным образом, и следующие минут пятьдесят того часа, что мы провели с ним, они с Раффлсом взахлеб говорили о крикете. При расставании они пожали друг другу руки, однако мне этот сноб не сказал ни слова.

Ну а теперь о негодяе, который все еще был у нас капралом; оставалось недолго до того, как желание Раффлса исполнилось и он «разбил калитку» этого проходимца. Мы продолжили наше наступление, вернее, ту часть передвижения огромных сил, которая приходилась на нашу долю, и опять попали под жестокий обстрел, где Коннала ранили в руку. Рана была во многих отношениях странной, никто не видел, как это случилось. И хотя повреждены были мышцы, вытекло очень много крови, может быть, поэтому хирург не сразу обнаружил те признаки, по которым позже он мог уверенно заявить, что это был самострел. Ранена была правая рука, и, пока она не зажила, на линии огня капралу делать было нечего; случай был недостаточно серьезным, чтобы добиваться места в переполненном полевом госпитале, и Коннал сам предложил свои услуги в качестве сторожа лошадей, которых мы от греха подальше держали в ущелье. Вот как мы их туда переправляли. В то утро по гелиографу нам приказали выступить в подкрепление, и, достигнув места, мы обнаружили, что противник находится в самой непосредственной близости. Люди могли укрыться в траншеях, а для лошадей не было ничего ближе этого длинного и узкого ущелья, которое шло от нашей линии обороны до линии буров. Так что некоторым из нас пришлось перегонять туда лошадей, по шесть за раз, под свист пуль и вой шрапнели. Я хорошо помню, как совсем рядом со мной одним снарядом накрыло всадника со всеми его лошадьми, помню все это месиво посреди вельда из обрывков сбруи, кусков конского мяса и обагренных кровью лоскутов хаки. Маленький красный флажок, нелепо напоминавший флажки для разметки лужайки в крикете, указывал на единственный покатый вход в ущелье, все остальные склоны которого были обрывисты, и мне, слава Богу, удалось добраться до него живым.

В тот же самый вечер Коннал с несколькими легкоранеными, приданными ему в помощь, приступил к обязанностям, на которые добровольно напросился и которые так великолепно подходили ему благодаря его знанию лошадей и опыту жизни в стране. Тем не менее в первую же ночь он умудрился потерять трех или четырех прекрасных лошадей, а во вторую только я забылся тяжелым сном в траншее, откуда мы целый день вели огонь, как Раффлс растолкал меня и прошептал:

— Я нашел это место, Кролик, мы должны его поймать, пока не настало утро.

— Коннала?

Раффлс кивнул.

— Ты знаешь, что случилось с некоторыми из его лошадей вчера ночью? Он их сам отпустил.

— Не может быть.

— Я в этом уверен, — сказан Раффлс. — Я даже могу тебе рассказать, как это случилось. Коннал настоял, что он один, без помощников, разместится с одного края ущелья, и, конечно, это был тот край, который ближе к бурам. А потом он велел остальным укладываться спать на своем краю — это мне лично рассказал один из них, — как ты понимаешь, им не нужно было повторять. Что происходило дальше, надеюсь увидеть сегодня собственными глазами.

— Но это просто невероятно!

— Не больше, чем уловка Кавалериста, который подсыпал отравы в кормушки; это случилось в Ледисмит под Рождество, и два добрых приятеля сделали с этим негодяем то же самое, что мы с тобой собираемся сделать с нашим, а расстрел завершил дело. Негодяи! В этих краях человек на лошади стоит сотни пеших, и они это прекрасно знают. Но наш красавец придумал кое-что почище, чем травить ядом, это не по-хозяйски, будь я проклят, если наши вчерашние потери не обернулись для врага двойной победой! Мы должны, Кролик, поймать его на месте преступления! Для этого, может быть, понадобится сидеть в засаде всю ночь, но разве игра не стоит свеч?

Между прочим, надо отметить, что как раз в это время противник превосходил нас силой и атаковал не менее напористо, чем мы. Командиры умело командовали бурами и лихо вели их в бой, что не всегда было для них характерно. Положение у них было почти таким же, как у нас, и весь следующий день нам только и пришлось, что выбивать друг друга с занятых позиций. Те, кто по этим замечаниям догадался, о какой битве я пишу, вряд ли забудут ее последствия. А пока был канун битвы, в ущелье с лошадьми оставался этот негодяй, но мы с Раффлсом уже шли по его следу.