В России жить не запретишь - [24]

– Вы на его брюхо поглядите, мужики…

– Ого! Жир бы ему порастрясти не мешало…

– А вот щас порастрясем! А вот щас ка-ак возьмем за руки, за ноги…

Осаждаемый со всех сторон, Воротюк потерял фуражку с высокой тульей, но не присутствия духа.

– Люди в форме геройской Российской армии не должны противостоять друг другу! – выкрикивал он, наливаясь пугающей свекольной краснотой. – Пропустите меня! Я немедленно свяжусь с представителем президента в нашем округе. Он приедет и во всем разберется.

Упоминание столь важной персоны произвело на толпу магическое воздействие. Похоже, президентский ставленник был одним из немногих высоких чинов, которым здесь еще доверяли. Одобрительно гомоня, контрактники начали расступаться. Закрепляя победу, Воротюк по-ленински выбросил руку вперед и крикнул:

– Все по домам! Командование военного округа немедленно приступит к рассмотрению ваших жалоб. – Уже отгородившись от бунтовщиков фигурами перепуганных часовых и дежурного по штабу, он злорадно добавил: – За несанкционированные митинги – трибунал. Зачинщики ответят по всей строгости закона.

Ввалившись в гулкий прохладный вестибюль, Воротюк, оскальзываясь на мраморных плитах, устремился к лифту. Генеральские глаза, ослепленные солнечным светом снаружи, еще не успели привыкнуть к царящему в здании полумраку. Уловив справа передвижение предупредительно скособочившейся фигуры, Воротюк пожаловался:

– Деньги им подавай, воякам хреновым!..

Как выяснилось, это было весьма опрометчивое заявление.

– Репортер «Независимой газеты», – представился шагающий рядом пижон в шортах, после чего выставил перед собой микрофон. – Вы считаете требования контрактников несправедливыми?

– Убери! – рассвирепел Воротюк. – Ты бы еще свой член мне под нос сунул!

Взмах генеральской руки – и микрофон полетел прочь. Пока репортер ползал по полу, выискивая утерянный поролоновый набалдашник, Воротюк протиснулся в кабину лифта и поехал наверх, угрюмо разглядывая свое отражение в зеркале. Волосы всклокочены, верхняя пуговица мундира на честном слове болтается, щеки багровые, а нос между ними – бледной поганкой торчит. Славное начало рабочего дня. Но то ли еще будет, ой-ей-ей!

* * *

Своего заместителя Павла Игнатьевича Конягина, дожидавшегося в приемной, Воротюк как бы не заметил, пронесся раскаленным докрасна метеором мимо и скрылся в кабинете, постаравшись хлопнуть дверью как можно сильнее. Получилось. Но не успел еще отвалившийся пласт штукатурки рассыпаться по полу мелким крошевом, как дверь снова приоткрылась. В образовавшуюся щель на манер здоровенного раскормленного кота протиснулся заместитель. Свесил повинную голову на грудь, развел руками, на которых старческие пигментные пятна перемешались с веснушками:

– Прости, Николай. Сам не знаю, как такое могло случиться.

– Не знаеш-шь, Павлуш-ша? – прошипел Воротюк. – Тогда я тебе объясню. Водку жрать до потери пульса не надо. Мозги пропивать не надо. Тебе кто разрешал секретные данные дома хранить, а? Может быть, я?

– Ну, прости подлеца, – гудел Конягин. – Я уж и так за дурость свою поплатился. Горе у меня, сам знаешь. Похороны сегодня. Внученька моя, Ларочка…

– Ты меня на жалость не бери, не бери! Наломал дров, а теперь в кусты? – Воротюк всем весом обрушился на испуганно пискнувшее кресло, запустил палец в ухо и, остервенело вращая им, продолжал: – Похороны отменяются. Самолета не дам, даже не проси.

– Как же так? – опечалился Конягин. – Как же я без самолета? Все уже договорено, место на кладбище выкуплено, оркестр заказан…

– Тогда сам ложись в могилу вместе с внучкой. Сразу.

– Но…

– Не перебивай, Павлуша! – прикрикнул Воротюк. – Некогда тут рассусоливать. Ситуация критическая. Действовать надо.

– Я туда и назад, – взмолился Конягин. – Нельзя ведь, чтоб Ларочку без меня похоронили. Не по-людски это…

– По-людски мы жили, пока погоны со звездами не нацепили, – жестко произнес Воротюк, буравя другое ухо. – Теперь у нас одни сплошные законы военного времени. Хоть родина, может, и не в опасности, зато мы с тобой на направлении главного удара.

– На острие атаки, – подсказал Конягин.

– Вот-вот. Врагов у нас не счесть, и пока они не сдали нас главкому, мы должны все опасные вопросы закрыть. Навсегда. – Воротюк оставил уши в покое, чтобы грохнуть по столу обоими сведенными вместе кулаками. – Пока твой компьютер неизвестно где болтается, не будет тебе ни похорон, ни поминок, ни других праздников. Решение окончательное, обсуждению не подлежит.

– На компьютере девять степеней защиты, – робко напомнил Конягин, по-прежнему не решаясь сесть под тяжелым взглядом начальника. – Не банка бычков в томате. Просто так не вскроешь.

– Но его уже дважды включали, Павлуша, – язвительно напомнил Воротюк. – Не где-нибудь, в Чечне. Разведка доложила: модем подсоединен к мобильнику Руслана. Он, падла, через твою персоналку в Интернет залазил.

– Ничего, до секретных файлов не докопается. Там код на коде, пароль на пароле…

– Любой хакер их как семечки перещелкает. Сегодня специалиста найти не проблема. Раньше кадры решали все, а теперь – деньги. Кто платит, тот заказывает музыку. Хоть государственный гимн, хоть похоронный марш. А у нас с тобой сплошное «Прощание славянки», трепать ее, колотить. Знаешь, какие слова на эту мелодию хорошо ложатся? В жо-опу клю-унул жареный пету-ух…