В роли себя самой - [3]

Шрифт
Интервал

Дедуля при всей возвышенности мыслей, при всем желании передать мне, что не удалось реализовать ему, был удивительно пунктуальный, вежливо-обязательный человек. Такие качества редко совмещаются. Обычно за словом "возвышенный" следует дополнительно "взрывной", "легко воспламеняющийся" и "так же легко гаснущий". Кто-то сказал, что легче единожды быть героем, чем всегда, каждый день - джентльменом.

Общепринятые значения слов не всегда уместны, когда надо выразить, сказать что-то очень важное. И очень хорошее. Особенно - о близких людях. Я не могу найти исчерпывающего определения качеству, которое всегда было у дедушки, а напоследок проявилось так ярко, так необыкновенно. Проще рассказать, что именно произошло.

За два года до смерти (умер дедушка в 64 года, когда мне было 13 лет), он перестал читать, а всегда читал много, постоянно - и книги, и периодику. И со мной читал что-нибудь детское, по возрасту. Не стал больше и рисовать вместе, ходить везде, как мы раньше ходили. Я, конечно, обижалась. Хотя у меня свободного времени было уже не так много, я снималась в третьем своем "детском" фильме "Переходный возраст". Но вот съемки закончились, должен была начаться показ. Я спросила:

- Дедушка, будет премьера. Ты хотя бы на премьеру поедешь?

- На твой новый фильм? Поеду, на это поеду.

И только тогда, после просмотра все разъяснилось. Мы увидели, что дедушка, сидя с нами в зале, все время, пока шел фильм, смотрел мимо экрана. Его взгляд был направлен в сторону - туда, где висел динамик... И мы потом, сопоставив все, наконец-то поняли: дедушка ослеп. Целых два года мы этого не знали. Ведь сам он не сказал, и даже наоборот - все делал, чтобы никто не догадался. Не потому, что дед был такой гордый. Нет, он просто боялся обременить своих близких и принести им горе.

Когда дедуля вскоре скончался, мне было очень грустно, плохо. Родители были еще молодые, у них была своя жизнь. А из моей жизни ушла очень тонкая, очень важная для меня связь, обоюдный контакт, перекличка.

То, что в детстве передал мне дедушка, уча меня специально или просто какими-то своими словами и поступками по разным поводам, с возрастом становится все более важным для меня. Все чаще даже мелочи приобретают большой вес и значение и называются уже по-другому.

Почему, например, я не могу себе позволить лишнего друга, подругу? Как бы ни рвалась моя душа... И как бы тот человек ни рвался ко мне... Потому что, если на полноценную отдачу с моей стороны моих сил не хватает, тогда только брать я не могу. Я помню всегда, что судьба столько надавала мне авансом (так сложилось)! И у меня всю жизнь ощущение неловкости: чем же я все это отдам? Чем? Да, тружусь, тружусь много, что и говорить. Но это все равно не компенсирует того, сколько получено - по контактам, по каким-то связям, по ощущениям, по людям, с которыми я знакома. По количеству стран, которые я объездила. По труду замечательному, который был мне предложен. По ролям замечательным, по педагогам. И т. д. и т. д... Всю жизнь - как из рога изобилия, а внутри у меня постоянный страх: когда-то придется расплачиваться. Когда, как, чем? Как бы я ни старалась внутри этого скромно существовать, позицией своей, я все равно больше беру, чем даю. Может, и не нам судить... Но определенное отношение иметь надо. И хочется очень осторожно идти по бревнышку.

Но эти мысли уже из настоящего времени. А если сейчас опять, как следует по порядку, оглянуться туда, где мне лет шесть-семь, то в это время для меня стал много значить НИЛ. Под таким сокращенным названием довольно широко известен в Москве и Московской области дачный поселок "Наука. Искусство. Литература", расположенный под Новым Иерусалимом. Родители мои до сих пор живут там каждое лето. Прекрасное живописное место, общество людей, большей частью хорошо знающих друг друга. Здесь дача у Олега Табакова, у Александра Ширвиндта, у Давида Ойстраха... Хотя в том возрасте, о котором сейчас речь, никакие громкие имена для меня ничего особенного не значили - ни те, которые тогда уже стали громки, ни те, которым лишь предстояло стать такими.

В дошкольном возрасте я проводила в НИЛе из каждого года половину, с апреля по октябрь. Когда начала учиться в школе, период счастья и свободы сократился вдвое, до стандартного трехмесячного каникулярного срока. Все мои игры и развлечения происходили в кругу мальчишеской компании моего брата Виктора, который был на четыре года меня старше. Я очень подходила мальчишкам по характеру - была оторвистой: тарзанки, казаки-разбойники, походы ночью на кладбище, костры, лазанье по блиндажам, выбивание тола из снарядов. Во-от такие мы из земли вытаскивали снаряды... Чудо, конечно, что это занятие не обернулось для кого-нибудь бедой, все мы остались и живы, и целы. А ведь мы не только потрошили военные "подарки", но еще кое-кто из ребят умудрялся утилизовать добытую взрывчатку. С ней изготовляли и запускали самопальные ракеты, ради этих запусков в конце концов все и делалось.

А для меня главным было то, что компания у меня была хорошая, нескучная, и я себя в ней чувствовала хорошо, вполне на своем месте, уважаемым членом общества. Та жизнь не делилась на части - на отдельные события, на недели, на дни. Нет, раннее мое детство вихрем летело вперед, без оглядки, напропалую. В гурьбе дворовой детворы, под общим нестрогим присмотром молодых и веселых родителей, с эпизодами внимания к мудрому дедушкиному вмешательству - какое это было чудо, какая прелесть!


Рекомендуем почитать
Гиммлер. Инквизитор в пенсне

На всех фотографиях он выглядит всегда одинаково: гладко причесанный, в пенсне, с небольшой щеткой усиков и застывшей в уголках тонких губ презрительной улыбкой – похожий скорее на школьного учителя, нежели на палача. На протяжении всей своей жизни он демонстрировал поразительную изворотливость и дипломатическое коварство, которые позволяли делать ему карьеру. Его возвышение в Третьем рейхе не было стечением случайных обстоятельств. Гиммлер осознанно стремился стать «великим инквизитором». В данной книге речь пойдет отнюдь не о том, какие преступления совершил Гиммлер.


Сплетение судеб, лет, событий

В этой книге нет вымысла. Все в ней основано на подлинных фактах и событиях. Рассказывая о своей жизни и своем окружении, я, естественно, описывала все так, как оно мне запомнилось и запечатлелось в моем сознании, не стремясь рассказать обо всем – это было бы невозможно, да и ненужно. Что касается объективных условий существования, отразившихся в этой книге, то каждый читатель сможет, наверно, мысленно дополнить мое скупое повествование своим собственным жизненным опытом и знанием исторических фактов.Второе издание.


Мать Мария

Очерк этот писался в 1970-е годы, когда было еще очень мало материалов о жизни и творчестве матери Марии. В моем распоряжении было два сборника ее стихов, подаренные мне А. В. Ведерниковым (Мать Мария. Стихотворения, поэмы, мистерии. Воспоминания об аресте и лагере в Равенсбрюк. – Париж, 1947; Мать Мария. Стихи. – Париж, 1949). Журналы «Путь» и «Новый град» доставал о. Александр Мень.Я старалась проследить путь м. Марии через ее стихи и статьи. Много цитировала, может быть, сверх меры, потому что хотела дать читателю услышать как можно более живой голос м.


Берлускони. История человека, на двадцать лет завладевшего Италией

Алан Фридман рассказывает историю жизни миллиардера, магната, политика, который двадцать лет практически руководил Италией. Собирая материал для биографии Берлускони, Фридман полтора года тесно общался со своим героем, сделал серию видеоинтервью. О чем-то Берлускони умалчивает, что-то пытается представить в более выгодном для себя свете, однако факты часто говорят сами за себя. Начинал певцом на круизных лайнерах, стал риелтором, потом медиамагнатом, а затем человеком, двадцать лет определявшим политику Италии.


Герой советского времени: история рабочего

«История» Г. А. Калиняка – настоящая энциклопедия жизни простого советского человека. Записки рабочего ленинградского завода «Электросила» охватывают почти все время существования СССР: от Гражданской войны до горбачевской перестройки.Судьба Георгия Александровича Калиняка сложилась очень непросто: с юности она бросала его из конца в конец взбаламученной революцией державы; он голодал, бродяжничал, работал на нэпмана, пока, наконец, не занял достойное место в рядах рабочего класса завода, которому оставался верен всю жизнь.В рядах сначала 3-й дивизии народного ополчения, а затем 63-й гвардейской стрелковой дивизии он прошел войну почти с самого первого и до последнего ее дня: пережил блокаду, сражался на Невском пятачке, был четырежды ранен.Мемуары Г.


Тот век серебряный, те женщины стальные…

Русский серебряный век, славный век расцвета искусств, глоток свободы накануне удушья… А какие тогда были женщины! Красота, одаренность, дерзость, непредсказуемость! Их вы встретите на страницах этой книги — Людмилу Вилькину и Нину Покровскую, Надежду Львову и Аделину Адалис, Зинаиду Гиппиус и Черубину де Габриак, Марину Цветаеву и Анну Ахматову, Софью Волконскую и Ларису Рейснер. Инессу Арманд и Майю Кудашеву-Роллан, Саломею Андронникову и Марию Андрееву, Лилю Брик, Ариадну Скрябину, Марию Скобцеву… Они были творцы и музы и героини…Что за характеры! Среди эпитетов в их описаниях и в их самоопределениях то и дело мелькает одно нежданное слово — стальные.