В родном углу - [14]

Шрифт
Интервал

— Можно стаканъ Виши выпить? — спросилъ онъ доктора. — Я привезъ съ собою нѣсколько бутылокъ.

— Погодите со щелочами, — отвѣчалъ докторъ, слегка поморщившись. — Повремените съ недѣльку, дайте мнѣ посмотрѣть, какъ на васъ будетъ дѣйствовать сама природа… природа безъ подмѣса. Я даже совѣтовалъ-бы вамъ покуда не кушать слишкомъ солоно, ближе становясь къ природѣ. Соль — хлористый натръ. Всѣ натровыя соли усиливаютъ жажду, а слѣдовательно и задаютъ ненужную лишнюю работу сердцу для поступленія жидкостей въ кровь. А ваше сердце не слѣдуетъ слишкомъ утруждать. Въ немъ есть изъяны.

— Но простой-то воды все-таки можно?

— Само собой. Нельзя-же организму быть безъ воды. Да вы пейте, если будетъ хотѣться, но отъ щелочныхъ-то водъ остерегайтесь покуда. Дня черезъ два я пріѣду къ вамъ и посмотрю на васъ. А у васъ питьевая вода хорошая. Выпьемъ по стакану, за ваше здоровье.

Докторъ налилъ два стакана воды и чокнулся съ Сухухмовымъ.

Сухумовъ выпилъ стаканъ и улыбнулся.

— Боже мой! Кто-бы могъ повѣрить десять-во семь лѣтъ тому назадъ, что я буду чокаться стаканомъ съ простой колодезной водой! — сказалъ онъ. — Никто-бы не повѣрилъ. Какъ жизнь-то перестраивается! Но во всякомъ случаѣ сто разъ вамъ спасибо, докторъ, что вы меня такъ наглядно учите лѣчиться природой. Это какой-то новый методъ. Да и вообще врядъ-ли всякій другой докторъ отдалъ-бы столько времени на это.

— Методъ-то этотъ старый, очень старый, — не согласился съ нимъ докторъ:- но немногіе врачи придерживаются его. А согласитесь сами, надо-же вашему организму отдохнуть отъ введенія въ него химическихъ препаратовъ.

Камердинеръ подалъ компотъ изъ сушеныхъ фруктовъ съ вареньемъ. Сухумовъ съѣлъ немного компота.

— Видите, аппетитъ проявился, — радостно сказалъ Сухумовъ. — Я уже всякаго жита по лопатѣ.

— Я увѣренъ, что онъ продолжится и даже усилится, — подхватилъ докторъ, — дайте только срокъ и не забывайте о моціонѣ на воздухѣ. Помните, что вы его должны продѣлывать передъ каждой ѣдой. Не стѣсняйтесь и вечеромъ, передъ ужиномъ, когда темно. Сейчасъ на дворъ… и продѣлывайте тамъ все то, что я вамъ показывалъ.

— Кофею можно? — спросилъ Сухумовъ, когда Поліевктъ подалъ кофе.

— Я выпью, — сказалъ докторъ, — а вы погодите съ кофеемъ до моего пріѣзда. Все-таки препаратъ для поднятія дѣятельности сердца. А мнѣ хотѣлось возстановить дѣятельность вашего сердца безъ препаратовъ, одной природой. Выпейте молока. Утромъ жиденькій чай, разбавленный молокомъ, если ужъ не сможете обойтись безъ чая.

— Да я обойдусь.

— Къ природѣ ближе, къ природѣ. А теперь, когда покушали, тоже поближе къ природѣ и, подражая сытымъ собачкамъ — на боковую. Свернемся калачикомъ и ляжемъ отдохнуть. И я съ вами лягу. Вы на постелькѣ, а мнѣ ужъ позвольте на кушеткѣ.

Выпивъ чашечку кофе, докторъ закурилъ папиросу и сталъ приготовляться лечь на кушетку. Направился къ кровати и Сухумовъ. Онъ тоже курилъ папиросу.

— А курить мнѣ можно? — спрашивалъ онъ.

— Изъ всѣхъ золъ самое наименьшее. Курите, отвѣчалъ докторъ. — Но во время моціона на воздухѣ воздержитесь.

Черезъ двѣ-три минуты они оба лежали, курили и разговаривали.

Сухумовъ чувствовалъ себя легко, пріятно, но спать ему не хотѣлось, тогда какъ докторъ началъ уже отмалчиваться и слегка всхрапывалъ.

— Но вотъ этотъ случай-то, что прадѣдъ мой съ портрета мнѣ подмигнулъ и даже головой кивнулъ, — опять началъ Сухумовъ. — Вѣдь это была галлюцинація. Я знаю это, но теперь, право, боюсь и заглядывать въ ту комнату, гдѣ висятъ портреты моихъ предковъ.

— Нервное разстройство, навѣянное одиночествомъ. Истощенный организмъ усталостью въ дорогѣ, потерей аппетита. Сами-же вы разсказывали, что вы вчера почти ничего не ѣли. А сегодня вы покушали, и я увѣренъ, что такой случай съ портретомъ больше не повторится. Старайтесь только не быть долго одни, — наставлялъ докторъ.

— Но съ кѣмъ-же, съ кѣмъ мнѣ бытъ, докторъ? Вѣдь я одинъ.

— Да старайтесь хоть съ камердинеромъ вашимъ разговаривать. Наконецъ, у васъ есть управляющій Сидоръ Софронычъ. Онъ преоригинальный старикъ. Помнитъ старину и отлично играетъ въ шашки. Если у васъ есть гордость, откиньте эту гордость и играйте съ нимъ въ шашки. Это васъ развлечетъ.

— Какая гордость! что вы! — проговорилъ Сухумовъ.

— Ну, вотъ и играйте. Старайтесь только быть какъ можно меньше наединѣ. Познакомьтесь съ учителемъ. Онъ садоводъ, огородникъ-любитель и теперь физіологію и анатомію растеній по популярнымъ книжкамъ изучаетъ. Малый не дуракъ, хотя жена его совсѣмъ дура. Но, однако, попробуемъ заснуть. Всхрапнемъ да мнѣ и ѣхать надо.

Докторъ умолкъ. Онъ сдѣлалъ два-три всхрапка и опять заговорилъ:

— А портретъ вашего прадѣда и мнѣ потомъ передъ моимъ отъѣздомъ покажите.

Черезъ минуту онъ спалъ. Задремалъ и Сухумовъ.

Когда они проснулись, ужъ смеркалось. Первымъ проснулся Сухумовъ, но онъ не всталъ съ постели, стараясь не разбудить доктора, лежавшаго обернувшись къ стѣнѣ и насвистывавшаго носомъ.

Докторъ проснулся только тогда, когда часы стали бить пять часовъ.

— Фу! Никакъ мы проспали! — сказалъ онъ, откашливаясь. — Какая досада, что я забылъ распорядиться къ пяти часамъ закладывать лошадей. А вы, Леонидъ Платонычъ, поспали все-таки? — спросилъ онъ.


Еще от автора Николай Александрович Лейкин
Наши за границей

Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».Юмористическое описание поездки супругов Николая Ивановича и Глафиры Семеновны Ивановых, в Париж и обратно.


Где апельсины зреют

Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».Глафира Семеновна и Николай Иванович Ивановы — уже бывалые путешественники. Не без приключений посетив парижскую выставку, они потянулись в Италию: на папу римскую посмотреть и на огнедышащую гору Везувий подняться (еще не зная, что по дороге их подстерегает казино в Монте-Карло!)


Говядина вздорожала

Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».В книгу вошли избранные произведения одного из крупнейших русских юмористов второй половины прошлого столетия Николая Александровича Лейкина, взятые из сборников: «Наши забавники», «Саврасы без узды», «Шуты гороховые», «Сцены из купеческого быта» и другие.В рассказах Лейкина получила отражение та самая «толстозадая» Россия, которая наиболее ярко представляет «век минувший» — оголтелую погоню за наживой и полную животность интересов, сверхъестественное невежество и изворотливое плутовство, освящаемые в конечном счете, буржуазными «началами начал».


В трактире

Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».В книгу вошли избранные произведения одного из крупнейших русских юмористов второй половины прошлого столетия Николая Александровича Лейкина, взятые из сборников: «Наши забавники», «Саврасы без узды», «Шуты гороховые», «Сцены из купеческого быта» и другие.В рассказах Лейкина получила отражение та самая «толстозадая» Россия, которая наиболее ярко представляет «век минувший» — оголтелую погоню за наживой и полную животность интересов, сверхъестественное невежество и изворотливое плутовство, освящаемые в конечном счете, буржуазными «началами начал».


Захар и Настасья

Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».В рассказах Лейкина получила отражение та самая «толстозадая» Россия, которая наиболее ярко представляет «век минувший» — оголтелую погоню за наживой и полную животность интересов, сверхъестественное невежество и изворотливое плутовство, освящаемые в конечном счете, буржуазными «началами начал».


В гостях у турок

Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».Глафира Семеновна и Николай Иванович Ивановы уже в статусе бывалых путешественников отправились в Константинополь. В пути им было уже не так сложно. После цыганского царства — Венгрии — маршрут пролегал через славянские земли, и общие братские корни облегчали понимание.


Рекомендуем почитать
Князь во князьях

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Захар Воробьев

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Том 2. Улица святого Николая

Второй том собрания сочинений классика Серебряного века Бориса Зайцева (1881–1972) представляет произведения рубежного периода – те, что были созданы в канун социальных потрясений в России 1917 г., и те, что составили его первые книги в изгнании после 1922 г. Время «тихих зорь» и надмирного счастья людей, взорванное войнами и кровавыми переворотами, – вот главная тема размышлений писателя в таких шедеврах, как повесть «Голубая звезда», рассказы-поэмы «Улица св. Николая», «Уединение», «Белый свет», трагичные новеллы «Странное путешествие», «Авдотья-смерть», «Николай Калифорнийский». В приложениях публикуются мемуарные очерки писателя и статья «поэта критики» Ю.


Нанкин-род

Прежде, чем стать лагерником, а затем известным советским «поэтом-песенником», Сергей Алымов (1892–1948) успел поскитаться по миру и оставить заметный след в истории русского авангарда на Дальнем Востоке и в Китае. Роман «Нанкин-род», опубликованный бывшим эмигрантом по возвращении в Россию – это роман-обманка, в котором советская агитация скрывает яркий, местами чуть ли не бульварный портрет Шанхая двадцатых годов. Здесь есть и обязательная классовая борьба, и алчные колонизаторы, и гордо марширующие массы трудящихся, но куда больше пропагандистской риторики автора занимает блеск автомобилей, баров, ночных клубов и дансингов, пикантные любовные приключения европейских и китайских бездельников и богачей и резкие контрасты «Мекки Дальнего Востока».


Красное и черное

Очерки по истории революции 1905–1907 г.г.