В родном углу - [13]

— Эхъ, вы! Развѣ такъ можно? — поддразнилъ его докторъ. — Даже въ мальчишечью игру играть не умѣете. Ну, я подойду ближе. Жарьте!

Сухумовъ бросилъ еще колобокъ, но также не удачно.

— Руки окоченѣли, — проговорилъ онъ, отирая ихъ о пальто. — А въ дѣтствѣ я никогда не игралъ въ снѣжки. Развѣ меня такъ воспитывали! У насъ были совсѣмъ другія игры. Будемъ такъ ходить.

— Ну, тогда давайте маршировать. Пойдемте до домика управляющаго, а потомъ обратно къ вашему крыльцу. Но на ходу махайте руками по-солдатски, — отдавалъ приказъ докторъ. — Вотъ такъ… Разъ, два, разъ, два.

Докторъ, размахивая руками, пошелъ впередъ. Сухумовъ, подражая ему, слѣдовалъ сзади.

Навстрѣчу имъ съ крыльца своего домика вышелъ старикъ управляющій Сидоръ Софроновичъ въ картузѣ и суконной шубкѣ на овчинѣ и съ удивленіемъ смотрѣлъ на марширующихъ доктора и барина.

— Дико вамъ смотрѣть, Сидоръ Софронычъ, что мы дурачимся? — спросилъ его докторъ. — Это вашему барину для здоровья. Да устройте ему здѣсь на дворѣ гору ледяную, невысокую, чтобы онъ могъ для моціона на саночкахъ кататься.

— Да, да, вотъ этотъ спортъ для меня будетъ легче, — поддакнулъ Сухумовъ. — Я такъ и разсчитывалъ, ѣдучи сюда. А саночки у васъ, Сидоръ Софронычъ, найдутся? — спросилъ Сухумовъ.

— У меня нѣтъ, но я спрошу у ребятишекъ нашего лавочника, у нихъ есть санки.

— Да вѣдь это пустяки и сдѣлать. Сколотить изъ дюймовой доски и набить вмѣсто полозьевъ обручнаго желѣза. Обручное желѣзо навѣрное у васъ имѣется, — проектировалъ докторъ. — А то можно и еще болѣе примитивнымъ способомъ кататься. Велите подмазать рогожу навозомъ, полейте навозъ водой, заморозьте и катайтесь на рогожѣ, - прибавилъ онъ, улыбаясь. — Хлѣвнымъ навозомъ. Въ старину, мальчишкой, я у покойнаго отца всегда такъ катался на погостѣ. И любо-дорого, бывало! Усядемся вдвоемъ, втроемъ. А ребятишекъ у насъ на погостѣ у всего причта была тьма тьмущая. Духовенство плодливо.

— Да я найду для барина саночки. Въ крайнемъ случаѣ въ посадъ нарочнаго пошлю. Тамъ есть въ лавкахъ, — сказалъ управляющій. — Не извольте безпокоиться. Санки будутъ.

— А лыжи у васъ есть? — задалъ управляющему вопросъ Сухумовъ.

— Какія лыжи?

— Да длинныя такія. Вотъ что охотники по глубокому снѣгу ходятъ. Деревянныя, въ Петербургѣ я видѣлъ, что и солдаты ходили на нихъ по снѣгу на Марсовомъ полѣ.

— А вы-то сами, Леонидъ Платонычъ, ходили на нихъ? — въ свою очередь спросилъ докторъ.

— Нѣ-ѣ-тъ… Когда-же мнѣ!.. Мой спортъ былъ единственный — маленькая паровая яхта, но управляли ею три матроса.

— Ну, такъ лыжи вамъ не годятся. Лыжи хитрая штука. Развѣ коньки…

— О конькахъ я думалъ и привезъ ихъ. Я попробую… Но я боюсь, не разучился-ли я на нихъ кататься.

— Такъ вотъ маленькую ледяную горку… и сдѣлайте мнѣ небольшой каточекъ… — повторилъ Сухумовъ приказъ управляющему. — Пожалуйста…

— Однако, что-жъ мы стоимъ? — воскликнулъ докторъ. — Мы не стоять вышли. Вамъ нужны движенія, моціонъ… Налѣво кругомъ! Маршъ обратно! — шутливо скомандовалъ онъ и замаршировалъ къ барскому дому. — Руками махайте! Руками! Не отставать отъ меня!

Они дошли до крыльца барскаго дома. На крыльцѣ стоялъ камердинеръ Поліевктъ въ порыжѣлой котиковой шапкѣ, съ шеей, обмотанной краснымъ гаруснымъ шарфомъ и ежился отъ холода.

— Обѣдъ готовъ. Прикажете подавать? — спрашивалъ онъ.

— Нѣтъ, нѣтъ, — отвѣчалъ за Сухумова докторъ. — Мы должны еще хоть раза два пробѣжаться туда и обратно. Этого моціона мало. Ну-съ, пожалуйте, Леонидъ Платонычъ… Теперь опять къ Сидору Софронычу замаршируемъ, — отнесся онъ къ Сухумову и снова замаршировалъ.

Послушный ему, Сухумовъ слѣдовалъ сзади и, запыхавшись, бормоталъ на ходу:

— Но мнѣ, право, такъ совѣстно, докторъ. Вы со мной, какъ нянька съ ребенкомъ, возитесь. Это даже ужъ и не входитъ въ кругъ дѣйствій врача.

— Все входитъ… Долженъ-же я вамъ преподать, растолковать, научить. Зато я вамъ не прописываю никакого рецепта по части медикаментовъ, — отвѣчалъ докторъ, не останавливаясь, добѣжалъ до управляющаго, обернулся и продолжалъ маршировать обратно.

— Но все-таки вы такъ добры… Спасибо вамъ… Большое спасибо… Я не знаю, я затрудняюсь, какъ и отблагодарить… — опять началъ Сухумовъ.

— И не надо затрудняться. Будете неуклонно дѣлать такой-же моціонъ передъ каждой ѣдой въ мое отсутствіе — вотъ это я и сочту себѣ за благодарность. Вспотѣли? — спросилъ докторъ, видя, что Сухумовъ вынулъ изъ кармана носовой платокъ и отираетъ имъ съ лица потъ. — Вотъ это отлично, что вспотѣли. Это потъ здоровый. Онъ большое подспорье къ работѣ вашихъ почекъ. Вѣдь раньше мало потѣли.

— Какое! У меня все время какъ-бы ознобъ и гусиная кожа.

— Ну-съ… Еще разъ туда и обратно, да и довольно. А придя домой, сейчасъ-же переодѣньте бѣлье… Жарьте за мной! На приступъ! Ура! — шутливо кричалъ докторъ.

Наконецъ моціонъ былъ конченъ, и докторъ и Сухумовъ вошли въ домъ.

XI

Съ большимъ пріятнымъ впечатлѣніемъ послѣ своей прогулки сѣлъ Сухумовъ вмѣстѣ съ докторомъ обѣдать. Онъ чувствовалъ даже, что у него прибавилось силъ, бѣленыя точки въ тѣлѣ исчезли, хотя моціонъ былъ очень кратковременный. Ему казалось, что даже самый пріѣздъ доктора подѣйствовалъ благопріятно на его недугъ. У Сухумова и аппетитъ явился. Онъ поѣлъ борща, съѣлъ кусочекъ филейчика жареной курицы и немножко отварнаго поросенка. Ему даже захотѣлось пить.