В родном углу - [12]

Шрифт
Интервал

Сухумовъ слушалъ и оживлялся. Онъ чувствовалъ, что докторъ говоритъ правду.

Докторъ продолжалъ:

— И бромъ, и литій вамъ были нужны, пока болѣзнь ваша была въ острой формѣ, но теперь сами-же вы сознаете, что вы неврастеникъ-хроникъ, успѣвшій уже привыкнуть къ брому, литію, ландышамъ — стало быть ихъ долой. Поняли?

— Слушаю, — кивнулъ головой Сухумовъ.

— А для возбужденія аппетита — воздухъ и моціонъ, — еще разъ подтвердилъ докторъ и спросилъ:- У васъ обѣдъ будетъ когда?

Сухумовъ взглянулъ на часы, которые показывали уже второй часъ, и отвѣчалъ:

— Да самое наибольшее, я думаю, черезъ три четверти часа.

Въ дверяхъ стоялъ камердинеръ, явившійся за подносомъ съ завтракомъ.

— Даже раньше, ваше высокородіе. Черезъ полчаса, — сказалъ онъ.

— Меня, я надѣюсь, покормите? — улыбнулся докторъ.

— Какъ-же… Какъ-же, докторъ… — вспыхнулъ весь Сухумовъ, хотѣлъ назвать доктора по имени и отчеству и забылъ. — Ваше имя, докторъ?

— Имя мое трудное — Нектарій Романычъ.

— Для васъ только и обѣдъ велѣлъ приготовитъ, Нектарій Романычъ… А самъ я… Что-же, я только бульонъ и яйца… Да и то… Какая моя ѣда!

Сухумовъ махнулъ рукой.

— Нѣтъ, вы, пожалуйста, все кушайте. Все, все, къ чему почувствуете влеченіе, — посовѣтовалъ докторъ. — Діэты насчетъ ѣды никакой. А теперь одѣвайтесь и пойдемте передъ обѣдомъ на воздухъ… Хоть на дворъ что-ли… Вмѣстѣ и погуляемъ хоть по двору… Вотъ вы увидите, какъ передъ обѣдомъ воздухъ на васъ живительно подѣйствуетъ.

— Пойдемте, докторъ… — радостно сказалъ Сухумовъ, чувствуя, что начинается другой методъ лѣченія.

Они направились одѣваться въ прихожую. Докторъ продолжалъ давать совѣты:

— Щи кушайте, горохъ овощи, фрукты, яйца, молоко, но больше всего налегайте на мясо и рыбу. А то бульонъ! Одинъ бульонъ. Вы знаете, ежели ужъ строго говорить о пищѣ, то я былъ-бы даже противъ бульоновъ. Среды… Всѣ бульоны — питательныя среды, стало быть все-таки разводки для микробовъ, бациллъ и бактерій. Вы естественникъ, вы должны это понимать.

— А какъ насчетъ питьевой воды, Нектарій Романычъ, вы посовѣтуете: отварную пить или сырую? — спросилъ Сухумовъ, одѣваясь.

— Если у васъ здѣсь хорошая вода — я непремѣнно стою за сырую, — отвѣчалъ докторъ.

— Вода колодезная у насъ здѣсь на рѣдкость… произнесъ Поліевктъ.

— Тогда непремѣнно сырую. Съ какой стати лишать свой желудокъ полезныхъ микробовъ въ водѣ! Вѣдь въ чистой свѣжей водѣ есть и полезные для желудка микробы, способствующіе пищеваренію, а вы вдругъ будете умерщвлять ихъ кипяченіемъ. Нѣтъ, пейте сырую воду, если у васъ хорошая, чистая вода, — закончилъ докторъ.

Они вышли на дворъ.

X

Дворъ былъ большой, просторный, застроенный флигелями, гдѣ жили управляющій, садовникъ, рабочіе. Высился каменный ледникъ, и на немъ рѣшетчатая бесѣдка, въ которой виднѣлось сушившееся на веревкахъ бѣлье. Былъ также погребъ съ голубятней. Поперечной лентой тянулась оранжерея съ двумя дымящимися трубами. Покоемъ спускались отъ флигелей конюшня, сараи для экипажей и дровъ и стояла важня съ большими сѣнными вѣсами. Все это было занесено снѣгомъ. По протоптаннымъ дорожкамъ бродили, гогоча, гуси. Къ Сухумову подошла большая черная дворовая собака съ пушистымъ хвостомъ, обнюхала его и стала ласкаться. Подбѣжалъ какъ-то бокомъ кудластый тоже черный щенокъ, сталъ тявкать на Сухумова и скрылся за сугробомъ снѣга. Сухумовъ остановился и хотѣлъ было закурить папиросу.

— Да вы куренье-то пока бросьте. Надо пользоваться прогулкой и дышать чистымъ воздухомъ безъ примѣси дыма, — сказалъ ему докторъ. — Вѣдь мы вышли на воздухъ на короткій срокъ.

Сухумовъ повиновался и спряталъ портсигаръ.

— Да и стоять на одномъ мѣстѣ не годится. Дѣлайте движенія, поднимайте руки, старайтесь, чтобы грудная клѣтка расширялась, — продолжалъ докторъ. — Ну, давайте играть въ пятнашки, что-ли… Ловите меня…

Докторъ ударилъ Сухумова по плечу ладонью и побѣжалъ отъ него. Щенокъ выскочилъ изъ-за сугроба и помчался за нимъ съ тявканьемъ. Смѣшно было видѣть громадную косматую бороду доктора, развѣвавшуюся по воздуху. Сухумовъ сдѣлалъ за нимъ нѣсколько шаговъ и остановился. На него залаяла большая собака.

— Что-же вы?.. — кричалъ ему докторъ изъ-за наваленной кучи снѣга. — Бѣгите! Догоняйте.

— Да вотъ препятствіе… Какъ-бы не укусилъ… — кивнулъ Сухумовъ на собаку.

— Бросьте. Не бойтесь. Это самый добродушный песъ. Я его знаю шесть-семь лѣтъ, ну?!

Сухумовъ оббѣжалъ снѣжную кучу и опять остановился.

— Съ непривычки не могу… — сказалъ онъ.

— Что у васъ сердце зашалило, что-ли? — спросилъ докторъ, подходя къ нему, и сталъ щупать у него пульсъ.

— Нѣтъ, такъ… просто… Давно не бѣгалъ. Съ дѣтства не занимался этимъ.

— А надо привыкать. Надо и сердце къ этому пріучать, не утомляя его. Ну, хотите въ снѣжки?.. Я стану у этой кучи снѣга, а вы ступайте вонъ къ той кучѣ и жарьте въ меня колобками снѣга. Разъ, два, три! Бѣгите… Спасайтесь!

Докторъ сдѣлалъ комокъ изъ снѣга и пустилъ имъ въ отходившаго Сухумова.

— Защищайтесь-же! Запаливайте въ меня! — кричалъ докторъ.

Сухумовъ медленно сталъ снимать перчатки, спряталъ ихъ въ карманъ пальто. Въ него ударился второй комокъ снѣга, пущенный докторомъ, попалъ въ грудь и запушилъ лицо. Кой-какъ сдѣлалъ Сухумовъ свой комочекъ снѣга и бросилъ въ доктора, но комокъ даже не долетѣлъ.


Еще от автора Николай Александрович Лейкин
Наши за границей

Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».Юмористическое описание поездки супругов Николая Ивановича и Глафиры Семеновны Ивановых, в Париж и обратно.


Где апельсины зреют

Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».Глафира Семеновна и Николай Иванович Ивановы — уже бывалые путешественники. Не без приключений посетив парижскую выставку, они потянулись в Италию: на папу римскую посмотреть и на огнедышащую гору Везувий подняться (еще не зная, что по дороге их подстерегает казино в Монте-Карло!)


Говядина вздорожала

Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».В книгу вошли избранные произведения одного из крупнейших русских юмористов второй половины прошлого столетия Николая Александровича Лейкина, взятые из сборников: «Наши забавники», «Саврасы без узды», «Шуты гороховые», «Сцены из купеческого быта» и другие.В рассказах Лейкина получила отражение та самая «толстозадая» Россия, которая наиболее ярко представляет «век минувший» — оголтелую погоню за наживой и полную животность интересов, сверхъестественное невежество и изворотливое плутовство, освящаемые в конечном счете, буржуазными «началами начал».


В трактире

Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».В книгу вошли избранные произведения одного из крупнейших русских юмористов второй половины прошлого столетия Николая Александровича Лейкина, взятые из сборников: «Наши забавники», «Саврасы без узды», «Шуты гороховые», «Сцены из купеческого быта» и другие.В рассказах Лейкина получила отражение та самая «толстозадая» Россия, которая наиболее ярко представляет «век минувший» — оголтелую погоню за наживой и полную животность интересов, сверхъестественное невежество и изворотливое плутовство, освящаемые в конечном счете, буржуазными «началами начал».


Захар и Настасья

Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».В рассказах Лейкина получила отражение та самая «толстозадая» Россия, которая наиболее ярко представляет «век минувший» — оголтелую погоню за наживой и полную животность интересов, сверхъестественное невежество и изворотливое плутовство, освящаемые в конечном счете, буржуазными «началами начал».


В гостях у турок

Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».Глафира Семеновна и Николай Иванович Ивановы уже в статусе бывалых путешественников отправились в Константинополь. В пути им было уже не так сложно. После цыганского царства — Венгрии — маршрут пролегал через славянские земли, и общие братские корни облегчали понимание.


Рекомендуем почитать
С ружьем по лесам и болотам

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Том 2. Улица святого Николая

Второй том собрания сочинений классика Серебряного века Бориса Зайцева (1881–1972) представляет произведения рубежного периода – те, что были созданы в канун социальных потрясений в России 1917 г., и те, что составили его первые книги в изгнании после 1922 г. Время «тихих зорь» и надмирного счастья людей, взорванное войнами и кровавыми переворотами, – вот главная тема размышлений писателя в таких шедеврах, как повесть «Голубая звезда», рассказы-поэмы «Улица св. Николая», «Уединение», «Белый свет», трагичные новеллы «Странное путешествие», «Авдотья-смерть», «Николай Калифорнийский». В приложениях публикуются мемуарные очерки писателя и статья «поэта критики» Ю.


Нанкин-род

Прежде, чем стать лагерником, а затем известным советским «поэтом-песенником», Сергей Алымов (1892–1948) успел поскитаться по миру и оставить заметный след в истории русского авангарда на Дальнем Востоке и в Китае. Роман «Нанкин-род», опубликованный бывшим эмигрантом по возвращении в Россию – это роман-обманка, в котором советская агитация скрывает яркий, местами чуть ли не бульварный портрет Шанхая двадцатых годов. Здесь есть и обязательная классовая борьба, и алчные колонизаторы, и гордо марширующие массы трудящихся, но куда больше пропагандистской риторики автора занимает блеск автомобилей, баров, ночных клубов и дансингов, пикантные любовные приключения европейских и китайских бездельников и богачей и резкие контрасты «Мекки Дальнего Востока».


Собраніе сочиненій В. Г. Тана. Том восьмой. На родинѣ

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Красное и черное

Очерки по истории революции 1905–1907 г.г.