В регистратуре - [17]

Священник и учитель рассказали, что отец мой задумал отдать меня в город, чтоб я там выучился на слугу, а если буду удачлив и старателен, то и на лакея в барском доме. Есть-де у них там родич, бездельник и бахвал, в голове у него не все дома, но он-то и уговорил его сиятельство взять мальчика к себе, обязавшись выучить его ремеслу дворового человека и вообще сделать из него принадлежность барской усадьбы, которую можно использовать как угодно. Отец уже просил у священника и учителя свидетельство об успехах в науках и о поведении своего Ивицы, поскольку этого настоятельно требует его сиятельство…

Господа дивились, чего только судьба не выкидывает! «В этом что-то есть! В этом что-то есть!» — верещал долговязый господин, подаривший мне два эскудо. Фразу свою он твердил с настойчивостью Архимеда, воскликнувшего: «Эврика! Я открыл». Эта мысль так восхитила самого господина, что он на четверть часа потерял способность думать и не в силах был как-либо себе объяснить, а что, собственно, в этом есть. Между прочим, это нередкое и, можно сказать, аналогичное явление, наблюдаемое, как у гениев, рождающих великие идеи, так и у дураков, ни о чем не думающих.

— Да, нам надо бы в свидетельстве обратить внимание его сиятельства, что мальчик создан быть не дворовым или лакеем, ему следовало бы заняться чем-нибудь более высоким… науками, например! — продолжил священник размышления долговязого господина, протянув ему ариаднину нить, чтобы она помогла ему выбраться из лабиринта прицепившегося к нему изречения: «В этом что-то есть».

— Да, да, — встрепенулся господин и постучал себе по лбу указательным пальцем, одновременно большим пальцем почесав кончик своего красивого, несколько длинноватого носа. — Да, да! Конечно! — восторженно повторил он и продолжил: — Лишний раз убеждаешься, что и здесь вмешалась судьба, а раз так, значит, иначе и быть не может.

Священник загреб растопыренной пятерней тщательно выбритые рот и подбородок, проницательные глаза его уперлись в ноги господина. Это был священник старой формации, добрый и искренний христианин, какими были первые апостолы, но ему не нравилось, что его собеседник так подчеркивает слово «судьба». Что за турецкое понятие? И он уже собрался поправить управляющего: мол, «пути господни неисповедимы», но в это мгновение господин решительно и весьма самоуверенно продолжил:

— Его сиятельство — старинный мой приятель и знакомый. Богат он неимоверно, и в газетах пишут про него, как про известного мецената. Я обращу его внимание на этот деревенский грошик, да, да, обязательно, — поперхнулся господин, радостно улыбаясь словам «деревенский грошик». Никогда лучше и точнее он не выражался, такое, во всяком случае, у него было убеждение. — Господа, — продолжал он, — нам надо немедленно составить письмо, которое мы все и скрепим своими подписями. Письмо это и будет необходимым свидетельством. В нем мы горячо отрекомендуем его сиятельству этого дикаренка. И правда, дело стоит того, чтобы пресветлые очи его милости удостоили своим вниманием худородного деревенского замухрышку и он получил бы возможность совершенствоваться в науках в городе. Я и сам обращусь к его милости с письмом и, коли не помешают обстоятельства, постараюсь поскорее навестить его сиятельство и лично отрекомендовать ему нашего воробушка с деревенского плетня. А дабы помочь приобрести хлопчику необходимые для начала вещи, вот, кладу на «жертвенник народа» пять серебряных монет, надеюсь, господин учитель распорядится ими по своему усмотрению…

Присутствующие господа тут же засуетились и с натужной любезностью полезли в кошельки, следуя примеру долговязого господина. В результате собралась немалая сумма для будущего нищего школяра.

Составленное по-латыни письмо было подписано всеми местными господами, и через несколько дней священник с учителем отправились в город к его сиятельству, однако никто, кроме них, ничего об этом не знал.

Но внезапно среди наших гор разнесся слух, что господа выхлопотали мне возможность поехать в большой город учиться на священника, адвоката или судью.

Ни отец, ни я понятия не имели, что́ все эти слухи значат и кто их распространяет. Я уже подозревал, что это злобные выдумки нашего соседа Каноника, ищущего способа надругаться над нами и сделать из нас посмешище, как вдруг на наш холм приплелся тот самый церковный служка, что лечил людей и пускал кровь скоту.

— Эй, Йожица, бог в помощь! Хвала Иисусу и деве Марии! Вытаскивай-ка с чердака запылившийся бас, ударь по струнам да сыграй веселый туш. Я принес добрые новости. За них понюшки табака да жареного индюка мало, — разгомонился старик, а у самого голова и руки трясутся, что твой студень, седые, длинные, распущенные по-назарейски волосы бьются по плечам, будто львиная грива.

— Храни тебя господь, старче! Это когда с каждым днем все хуже и хуже, — отвечал отец, высекая кремнем искру, чтобы с помощью трута раскурить свою трубку.

— Сына твоего господа забирают, в город его пошлют учиться. Господином станет. Священником, аблокатом или судьей… Счастье тебе привалило, Йожица. Ждет тебя на старости белый хлебушек да к нему жаркое душистое…