В регистратуре - [146]

Лаура разбудила дворню, коротко приказала, чтобы за всем хорошенько следили, а она с хозяином уезжает в другой город, к известному лекарю.

Женщина поместилась рядом с возницей, он хлестнул лошадей, которые с места взяли вскачь. Больше они в этот дом не вернулись.

Повозка неслась, лошади ржали, а Ферконя и Лаура сидели, не произнося ни единого слова. Светало, дождь лил все сильнее, вскоре верх повозки промок, и на живых людях не было сухой нитки.

— Вот что, деньги надо поскорей закопать в надежном месте, — сухо и хрипло пробормотал Ферконя, угрюмо подняв голову, и тут стало видно, что бороду он сбрил, прежнего Ферконю теперь было не узнать никому, кто не помнил его кривого глаза. — Можно зарыть где-нибудь поблизости, — закончил он.

— Да разве со всем управиться? Дай бог поскорей убраться подобру-поздорову! — ответила Лаура. И ее голос охрип, а лицо было таким холодным, грубым и жестоким, что в эту минуту она выглядела уродливой, отвратительной, мифической фурией. — Его можно бросить в первую быструю речку, что попадется на пути. А деньги… деньги? Об этом после, — зевнула, дрожа всем телом, Лаура.

* * *

Багровое солнце клонилось к западу, спуская золотую завесу слабеющих лучей на бескрайние, пустые и мрачные горы. По крутому ущелью, куда, верно, никогда не ступала нога человека, брели двое оборванцев, походившие на нищих бродяг.

— Отдохнем, Лаура! Голод и жажда одолели, едва ноги волоку, в глазах темнеет, кружится голова, кажется, вот-вот ноги протяну! Ух! Слава богу или черту, мне теперь все равно, что мы наконец поладили и договорились выкопать спрятанный клад Михо и по-братски его поделить. Мне бы только уехать, далеко, далеко, в чужую страну. Там не придется бродить голым и босым, погибать от голода и жажды, как здесь!

— Иди, иди, трус ленивый, обжора! Забирай свою долю и убирайся подальше! Твои длинные пальцы только и способны вытащить кошелек из кармана или утащить ягненка из хлева! Как ты мне надоел, как осточертел, напасть черная! Вперед, вперед, еще далеко до пещеры, а нам нужно засветло добраться до нее и управиться. Не то в темноте оба можем сорваться в пропасть или свалиться со скалы.

— По крайней мере, конец будет! Не гожусь я для этой разбойничьей жизни. Эх, коли б я знал, что мне достанется такой тощий кус Михиного добра, ни за что б не удавил его! Вот уже два года за нами гонятся, как за дикими зверями, к тому злодейству мы добавили кучу новых, набрали шайку разбойников, и теперь твое имя наводит страх и трепет на все вокруг. Ох, лихая, отчаянная, дивная моя кума, неужто ты вправду веришь, что тебя не поймают? Что тебя не предаст кто-нибудь из своих? Если так, значит, сам дьявол тебя направляет!

— Молчи, мошенник! Не болтай, не то сразу узнаешь, что такое атаманша Лара. Пущу пулю в твой единственный глаз, что еще водит тебя по свету! — взмахнуло рукой стройное, гибкое чудовище и сбросило плащ, на поясе блеснуло оружие; потом упали фальшивая борода и усы, и во всей своей буйной красе, словно черное облако, рассыпались по плечам волосы. Засветилось прекрасное женское лицо, полное жизни, огня, греха и отваги.

— Эх, дай, красавица, хоть раз еще нагляжусь на твое светлое лицо! От горного воздуха расцвело и твое лицо, и твое тело — о, боже мой! Почему ты не соглашаешься, не хочешь скрыться? — Ферконя замер перед женщиной, расставив смуглые руки, чтобы задержать гордячку.

— Прочь, трус! Убирайся, дрянь! Забыл про закон нашей шайки — каждый, кто осмелится коснуться атаманши Лары, платит головой! Прочь, негодяй, не то тебя постигнет та же участь! — И женщина выхватила из-за пояса пистолет.

Одноглазый разбойник отпрянул и спрятался за выступ скалы.

— Я ничего плохого не думал, только повторил свое желание, Лаура, снова попытался уговорить тебя — податься куда-нибудь подальше отсюда, выкопать деньги да сокровища, бросить разбойничью жизнь и укрыться в другой стране. Эх, мы могли бы еще начать честную жизнь!

— Молчи, болван! Чтобы я с такой дрянью и трусом ушла в другую страну искать честной, спокойной жизни! Ха! Ха! Ха! Что за честная и спокойная жизнь, уродина? Если мне и захочется иной жизни, то, уж во всяком случае, не с тобой, негодяй, пентюх проклятый. Ни слова больше! Вперед!

Солнце уже зашло, в горных долинах и ущельях темнело. Путники начали карабкаться на крутую каменистую гору, поднимавшуюся из горных проломов, словно скирда сена. Скоро в скале показалась трещина, в которую едва было можно протиснуть голову. Тут они оба принялись за дело и, не промолвив ни единого слова, с невероятными усилиями отвалили большой камень. Первым на животе в щель вполз кривой Ферконя, за ним Лаура. Долго они ползли, пока наконец лаз не расширился и теплый воздух не повеял им в лица.

— Зажги факел! — приказала женщина. Мужчина повиновался, и лучина вспыхнула красным огнем, осветившим величественный храм подземного царства.

— За левым углом! — сказал мужчина.

— Да! Знаю, память у тебя хорошая. — Она снова нацепила фальшивую бороду и усы, а волосы свернула жгутом, уложила вокруг головы и натянула на них разбойничью папаху.

Тем временем мужчина сдвинул две тяжелые плиты и начал вытаскивать из ямы один сундук за другим.