В Речи Посполитой - [36]

В тогдашней Польше дело обстояло немногим лучше, чем в странах Востока. Нужна была, как сейчас бы сказали, перестройка. Но даже понять это в таких странах оказывалось непросто, а тем более — осуществить.

Об экономике мы уже говорили — Польша превратилась в аграрно-сырьевой придаток Европы и почти совершенно не развивалась, в то время как остальные европейские страны шли вперед. Дефицит торгового баланса стал в Польше хроническим явлением при том, что импорт носил исключительно потребительский характер — это были предметы дворянского обихода. В Европе в середине XVIII века относились к Польше как к какому-то анахронизму вроде Крыма.

С середины 60-х годов XVIII века в Речи Посполитой имели место попытки экономических реформ петровского типа. Они, по большому счету, не удались. «Голландию в Гродно» не построили. Не хватило ни лично Петра, ни абсолютизма как такового, ни времени. Провалилась и попытка либеральных реформ. Проекты эти, направленные на частичное улучшение положения крестьян путем ограждения их от произвола помещиков, были раздавлены шляхетским горлопанством на сеймиках и Сейме 1780 года. Некоторые, хотя и довольно скромные, успехи были достигнуты в области образования — на дворе все-таки стояла эпоха Просвещения.

Кто же был виноват в упадке страны? Для очень многих ответ сомнений не вызывал — евреи. Ибо еще раз повторяю: чем хуже шли дела у Польши, тем сильнее становился польский антисемитизм.

Наступление на евреев шло с двух сторон. Во-первых, традиционные ритуальные обвинения в употреблении христианской крови для выпечки мацы, в осквернении гостии. Это все было известно со средних веков. Такие обвинения временами выдвигались против евреев и в дни величия Речи Посполитой. Но тогда власти это пресекали. А теперь и антисемитизм рос, и власти почти исчезли. Так что антисемитски настроенная часть духовенства смогла действовать. И вот за 25 лет (с 1736 по 1761 год) пять раз возникали дела о ритуальных убийствах, причем в четырех случаях обвиняемые евреи были казнены. Евреи обратились за помощью в Рим и получили помощь — от Папы пришло не только послание, оправдывающее евреев, но и указ нунцию (папскому послу) противодействовать этим обвинениям[53]. Если бы не это…[54]

А вот из-за папской защиты, да и из-за сменившейся моды, пришлось антисемитам искать другие пути. Тут надо кое-что пояснить.

В Европе в XVIII веке наступила эпоха Просвещения. Коротко говоря, это значит, что средневековое мракобесие из моды вышло. А в моду вошли науки и разговоры о них. При этом люди были настроены оптимистически, наивно полагая, что рост образования и культуры искоренит жестокость, улучшит нравы и т. д. Хотя были отдельные умники, которые в этом сомневались, но в целом европейское общество верило в пользу научных знаний и приветствовало рост светского образования. Сторонником просвещения был и защитивший евреев папа Бенедикт XIV. Ритуальные наветы казались культурным людям таким же анахронизмом, как и вся Польша. Евреи живут не в вакууме. Их захватывают те же идеи, что и прочих. В XVIII веке берлинский еврей Мендельсон (дед композитора) считался признанным главой еврейского Просвещения[55]. Он полагал, что о ритуальных наветах нечего и говорить — они уходят в прошлое. И если где еще и случаются, то только в такой варварской стране, как Польша (Мендельсон был наивно оптимистичен, как и все просветители). Что же нуждалось в разъяснении, как он считал — это экономическая роль евреев. Ибо поговорить о том, что «евреи хлеба не сеют», любили уже тогда, притом по всей Европе. В конце концов привилась эта мода и в Польше. На евреев и там стали нападать за их экономическую вредность. Но, по крайней мере, выглядело это современнее, чем кровавый навет. И что бы ни делал еврей, все оказывалось плохо для Польши. Хлеба не сеет — плохо. Ремеслом занят — еще хуже: от конкуренции с ним разоряются польские ремесленники. И евреи же виноваты в технической отсталости Польши (похожее говорили и в других странах, где возникали трудности у ремесленников). То же и о торговле. Все в Польше были уверены, что еврейский купец просто обязан довольствоваться меньшей прибылью, чем христианский. Но так как в силу этого людям именно с евреем было выгодно вести дела, подымался крик, что христианских купцов душит еврейская конкуренция. Но уж кому доставалось больше всех — это корчмарю-еврею. Его обвиняли во всех смертных грехах. И люд он споил, и зерно на алкоголь переводит, что в неурожайные годы очень ухудшает положение (а бывали такие годы нередко, ибо при тогдашней примитивной агротехнике малейшие природные отклонения вызывали беду), и паразит он, и т. д., и т. п. До совершенства этот образ позднее доведен Гоголем — бессмертный Янкель в «Тарасе Бульбе». И не вспоминали люди, что там, где евреев нет, пьют не меньше. Что до 30–40 % дохода с имения приносило пану именно «право пропинаций», то есть, проще говоря, ему платил еврей, арендовавший шинок. И никто из шляхты этими деньгами не брезговал. Я осмелюсь отослать читателя в связи с дальнейшим развитием этой темы к моей книге «Беспокойные герои».