В разгаре лета - [9]

Лейтенант и политрук обращаются с вопросами к пробегающим мимо офицерам, но те лишь мотают в ответ головой. Какой-то нервный полковник требует у Ру-утхольма с лейтенантом документы и, прочитав нашу внушительную бумагу, начинает раздраженно что-то объяснять.

Коплимяэ подходит ко мне:

- Фронт, похоже, не далеко.

Я не успеваю ничего сказать - меня опережает. Нийдас:

- Самое большее - километров двадцать,

- У тебя дьявольски точные сведения.

- А вы прислушайтесь. Мы прислушиваемся.

Сперва ничего вроде бы не слышно. Пыхтенье манев рирующих паровозов, гудение грузовиков - словом, все тот же разноголосый шум, который мы услышали сразу же, как только открыли дверцу машины. Но затем барабанные перепонки улавливают глухой гул.

- Орудия?

Голос у Коплимяэ встревоженный, Я бормочу:

- Вроде бы гроза... Поднимаем глаза - небо чисто.

Следящий за нами Нийдас снисходительно улыбается:

- Фома неверный.

И все, что происходит у меня на глазах, предстает вдруг в новом свете.

Отступление. Я вижу отступление. Красная Армия отходит. Отступает, как отступала все эти долгие дни. Чуда до сих пор не произошло. Но чудо должно произойти. Не чудо, а закономерный перелом в ходе войны. Пусть мы оставляем Валгу, пусть фашисты ворвутся в Эстонию, но их наступление не будет продолжаться вечно.

На минуту я теряю равновесие и бросаю Нийдасу:

- Рано радуешься.

Коплимяэ глядит на меня с недоумением. А Нийдас говорит с улыбкой:

- Береги нервы, Олев. Я не меньше тебя огорчен тем, что происходит. Но я открытыми глазами слежу за событиями.

Конечно, я глупо набросился на него. И сам не понимаю почему. Вероятно, потому, что меня раздражает всезнайство Нийдаса. Нет, меня вывело из себя то, что ход войны вовсе не таков, как бы мне хотелось.

Коплимяэ говорит:

- Валга большой железнодорожный узел.

Эту дурацкую фразу, отдающую школьной премудростью, он явно произносит для моего успокоения. Я дополняю его:

- Из Валги ширококолейные железные дороги идут к Пскову, Риге, Тарту, а узкоколейка через Мыйзакюлу к Пярну.

Нийдас не понимает, почему я тараторю все эти слова, и искоса бросает на меня пытливые взгляды. Коплимяэ продолжает:

- Валга и Тапа наши крупнейшие узловые станции. Нийдас быстро добавляет:

- В Тарту, Петсери и Тюри тоже соединяются три железнодорожные ветки.

Мы усмехаемся. Нийдас все-таки парень не промах, раз до него так быстро дошло.

Ясное дело, никому из нас в данный момент ни холодно ни жарко от этой железнодорожной географии. Просто нам необходимо как-то разрядить внезапное напряжение.

Ведь и Нийдасу, и Коплимяэ, и мне - всем нам как-то не по себе от всего увиденного. От того, что вокзал похож на растревоженный муравейник, что военные эшелоны не прибывают в Валгу, а уходят из Валги, что орудийный гул слышится уже в Эстонии и что город решено оставить. А то с чего бы воинские части покидали Валгу?

Появляются наконец Руутхольм и лейтенант. Нам велят сесть в машину, Коплимяэ получает приказ ехать не впереди нас, а сзади.

Направляемся через город к Латвии.

- Жалкая ниточка! - удивляюсь я при виде Лягушиного ручья.

Вскоре Валга остается за спиной. Из-за гула мотора орудий больше не слышно, но я предполагаю, что мы движемся к фронту.

- Наши части отступают по направлению к Пскову и Острову, - сообщает политрук. - Немцы в самом деле перешли Даугаву.

В школе я был одним из лучших учеников по географии и потому ясно себе представляю эту широкую реку с несколькими названиями - она берет начало где-то в России, пересекает дугообразно всю Белоруссию, разделяет по диагонали Латвию и впадает в Рижский залив. Значит, половина или более половины Латвии уже во власти гитлеровцев.

- Если Красная Армия отступает в направлении Пскова и Острова, значит, Эстония с одного фланга оголена?

Это спрашиваю я.

- Нашу республику будут защищать другие части. Но что-то я не слышу особенной убежденности в словах Руутхольма.

- По всей видимости, острие немецкого клина нацелено не на Эстонию, говорит Нийдас. - Они стремятся ресчленить наш фронт на несколько отрезков.

Лейтенант, видимо догадавшийся, о чем' мы говорим, взволнованно вставляет какое-то замечание, но я ничего не понимаю.

В десяти - пятнадцати километрах к югу от Валги нас останавливают. На этот раз не помогает даже бумага лейтенанта - люди в милицейской форме и в штатском не хотят нас пропускать дальше. Нам приказывают съехать с шоссе и встать под деревьями.

Вылезаем из машины. Лейтенант требует, чтобы его провели к командиру истребительного батальона. Так я предполагаю, услышав, как он произнес знакомые мне слова "истребительный батальон" и "командир". Я не ошибся: нас в самом деле задержали бойцы Латышского истребительного батальона, и они соглашаются отвести Руутхольма и лейтенанта к своему командиру, С интересом присматриваюсь к латышам. В точности такие же, как и наши ребята. Все они в штатском, большинству из них лет двадцать - тридцать, но есть и постарше. Вот только женщин у них в части побольше, У нас их, кроме Хельги и врача, всего пять-шесть человек.

С десяток парней и девушек встали в круг и с ловкостью опытных игроков играют в волейбол. Сначала мне это кажется диким. Вдали слышится гул орудий, а тут беззаботно перекидывают мяч! Раза два мяч подкатывается к моим ногам, я поднимаю его и подаю ударом обратно. А затем как-то невольно присоединяюсь к ним и включаюсь в игру. Волейбол мне знаком, играю я вполне прилично. К нам подскакивает и Коплимяэ, и я с удовольствием убеждаюсь, что обращаться с мячом он умеет. Как-никак у эстонского волейбола была неплохая репутация в Европе, так что нам и не к лицу ударять лицом в грязь и мазать.