В районной больничке рядом с Москвой - [9]

Вот такая дружба народов! А начиналось все красиво — с танцев…

 

 

Первый раз

 

Завтра у меня первая операция. В том смысле, что я сама буду оперировать. Вообще-то до этого я уже два года оперировала, но, во-первых, всегда рядом были более опытные врачи, которые могли помочь в любой момент, а во-вторых, предстоящую операцию в нашем отделении никто еще не делал, то есть помочь даже теоретически некому.

Да, я не сказала: я — врач-офтальмолог, соответственно оперирую на глазах. Завтра предстоит операция удаления катаракты (мутного хрусталика) с вживлением искусственного хрусталика. Оперируем мы под микроскопом, сидя на специальной высокой табуретке (бывает, что после операции спина просто отваливается, про шею даже не говорю).

Конечно, такая операция давно уже отработана и везде делается на потоке. Но в нашей районной больнице то микроскопа соответствующего не было (стоит дорого), то инструментов микрохирургических (сама в Москве покупала по безналичному расчету). Конечно, я прошла обучение технологии этой операции в лучшей глазной клинике Москвы. Конечно, получила сертификат, но… Но на живом человеке эту операцию я ни разу не делала.

Сегодня днем осматривала больного, которому завтра предстоит эта операция. Обычный мужчина, небольшого роста, фамилию его помню даже через десять лет. Но до сих пор для меня загадка: как он, зная, что я иду на операцию в первый раз, согласился оперироваться? Как?! Непостижимо! С моей стороны авантюра, а уж со стороны пациента…

Придя домой после работы, не стою на кухне, не хожу с пылесосом по квартире и даже не мучаю детей воспитанием. Сижу на полу перед телевизором и в двадцать первый раз просматриваю учебный фильм про удаление катаракты (слава богу, есть видеомагнитофон). Смотрю на экран, а пальцами в воздухе повторяю все движения. Кажется, уже “на автомате”. Как все просто — в кино! Будет ли так на самом деле? В голове всплывают картины виденных (у других хирургов во время обучения) и прочитанных осложнений. От таких мыслей холодеют руки и бросает в дрожь. Господи, хоть бы пронесло!

К детям зашел их друг, хороший мальчик двенадцати лет. Проходя мимо телевизора, мельком бросил взгляд:

— Ух, ты! Теть Оль, где вы такой ужастик достали? Дадите посмотреть?

— Иди-иди, Саш. Это не для детей.

Обиделся, но больше просить не стал. Умный мальчик, видит, что тетенька не в себе.

Пришел муж с работы. Я только слышала звук открывающейся двери и его шагов. Головы от экрана оторвать не могу.

— Привет! Что с ужином? — весело поинтересовался муж, но, увидев мой замороженный взгляд, все понял. Мы с ним еще раньше обсуждали предстоящее событие (да, для меня это было событием).

— Ладно, ладно, я все сам, — и он оставил меня в покое. Хотя в каком покое, когда сердце колотится о ребра с грохотом, непонятно почему не слышным всем вокруг.

“Если сейчас настолько худо, что же будет завтра, в операционной? Нет, так нельзя, надо успокоиться, иначе руки будут дрожать, а это катастрофа”. Как же успокоиться? Лекарства принимать нельзя, может снизиться реакция. Позвоню-ка я в отделение, узнаю, как там мой пациент. От него тоже многое зависит: если давление будет высоким, риск возможных осложнений резко увеличится. А мне (да и ему) это совершенно не надо!

Набираю номер:

— Алло, Лариса (это дежурная медсестра)? Владькин не спит, небось?

— Да, что вы, Ольга Павловна! Спит, как миленький!

— А что, ему снотворное дали?

— Да нет, сам уснул.

— Ну, ладно, спасибо!

Ничего себе — спит! Стальные нервы, олимпийское спокойствие! Мне бы так.

Муж с детьми на кухне, слышны их голоса, звяканье тарелок и ложек. Мне есть абсолютно не хочется, только пить. Захожу на кухню, разговоры смолкают, мои домочадцы смотрят на меня сочувственно, как на глубоко больного человека. Приятно сознавать, что тебя понимают без лишних вопросов.

— Чаю выпьешь? — муж тянется к чайнику.

— Не хочется, мне бы водички.

Муж молча наливает стакан воды и подает мне. Залпом выпиваю воду и снова в комнату, на “ковер”, снова упираюсь глазами в экран телевизора, и снова шаг за шагом просматриваю ход операции.

Пора идти спать. Все уже легли. Сна ни в одном глазу. Легла, пригрелась рядом с мужем. Он уже спит. Стараюсь дышать тихо-тихо. Закрываю глаза — как будто и не закрывала: кадры учебного фильма как по телевизору.

Утро. Все делаю автоматически, без участия сознания. Дети спрашивают что-то про деньги на завтрак в школе, на кино. Даю, не глядя. Дети мигом куда-то испаряются.

Я на работе. Без интереса осматриваю других своих больных. И вот звучат роковые слова палатной медсестры:

— Ольга Павловна, больной в операционной.

Это значит, что все приготовления закончены и ждут только меня.

Иду в операционную на ватных ногах, в голове шумит (почти не ела). Мою руки, надеваю стерильный халат. Перчатками не пользуюсь, стараясь по максимуму сохранить ощущение пальцами микроинструментов во время операции. Операционная медсестра кладет мне в руки марлевые шарики со спиртом (для стерилизации). И все: как будто повернули выключатель — голова стала ясная (от запаха спирта, что ли?), сердце успокоилось. Руки нисколько не дрожат.