В путь за косым дождём - [43]

Как часто просил я Щербакова дать мне хоть некоторое представление о трудностях работы современного испытателя и о том, что к ней влечет, и о тике этого сложного дела, как он ее теперь сам понимает; мне казалось, что если долго расспрашивать его и внимательно слушать, я смогу хоть мысленно вступить на белый след и ощутить то мгновение, когда виток за витком земля пойдет все ближе, и представить, как это бывает, когда чувствуешь себя «верхом на пуле» и все равно не думаешь об этом, а только точно и выдержанно делаешь свое дело, пока самолет идет вниз. Но полностью и по-настоящему все это по-прежнему неощутимо для нас, тех, кто остается на земле и умеет мерять время в лучшем случае в минутах, а не в секундах...

С тех самых пор, как Щербаков впервые получил сложный самолет вместо более простого, на котором в тот давний день так трагически разбился Георгий Паршин, — весь его опыт направлен прямо и точно к единственно правильному действию. Щербаков сам говорит, что сначала не замечал в себе каких-то особых летных талантов, но упорная настойчивость и долгая учеба у настоящих мастеров помогли выработать характер и умение истинного испытателя. И в этом двигатель нашего сознания, всегда стремящегося к совершенству, к тому, чтобы делать работу лучше, если в ней ты видишь ясный смысл и высшее напряжение жизни...

Я не был в штопоре, как полковник Щербаков. И даже мысленно не смог все это достаточно ярко представить. И он по-прежнему каждый день взлетает в небо, а я остаюсь на земле, где счет времени не приближен так остро к космическим скоростям и где писателю пережить можно многое, — ведь пережил Бальзак смерть отца Горио настолько, что друзья хотели срочно звать врача, — здесь, на земле, писателю мысленно пережить дано почти все. Кроме таких предельно обостренных секунд, как падение в штопоре.

ТОМЛЕНИЕ ВЕКА

День прожит. Солнце с вышины уходит прочь, в другие страны.

Зачем мне крылья не даны с ним вровень мчаться неустанно?

Гёте, Фауст

Было бы очень наивно спрашивать у испытателя, который давно уже определил свой жизненный интерес, почему он занимается этим нелегким и опасным делом и никак не хочет уходить на пенсию. О том, какие ощущения дает им работа, чем притягательно чувство полета, они говорят с великой сдержанностью — так же, как о своем отношении к новым машинам или к романтике. Эта профессиональная замкнутость сразу дает вам понять, что есть вещи, о которых надо говорить не слишком часто и достаточно бережно.

Но искусство бывает не в силах удержаться от соблазна показать работу испытателя как роковую пляску на грани смерти.

...Вечером, в тревожном свете аэродромных прожекторов, хозяин, отвечая корреспондентам, стоит у своего скоростного самолета, которому предстоит летать на рекорд. Бортмеханику пора уже отправиться за летчиком, знаменитым Джимми Лэйном, — он находит его в гостиничном номере с полупьяными девочками; сунув голову под кран, Джимми готов к полету. Эффектный взлет — на фоне темных деревьев ближнего леса мелькнули крылья. Вот уже светло. Джимми все еще в воздухе. Он достает бутерброд — в это время в лицо ему начинает бить масло. Мотор испорчен, летчик совершает посадку среди тихих полей у фермы.

В ожидании механика, верного Джо, который починит самолет, летчик остается на ферме. После бурной жизни рекордсмена наступает тишина, как на острове. Добрые хозяева, взрослая дочь, наивная деревенская девочка, которая всю жизнь мечтала, что за ней прилетит принц из сказки. Ее жених с соседней фермы, в неуклюжем черном костюме, явно недоволен свалившимся с неба принцем, который водит его невесту на аттракционы и поднимает впервые в жизни в воздух на прокатном спортивном самолете. Приезжает механик, но летчик улетать не торопится. Кажется, что жизнь остановилась в тишине, вместе с фильмом, и только обаяние крупнейших драматических актеров Америки — Кларк Гэйбл в роли летчика, а бортмеханика играет Спенсер Трэйси — удерживает внимание зрителя в этой нарочно затянутой для контраста экспозиции. Самолет починен, пора расстаться. Вся деревня собралась провожать у околицы, и Джимми Лэйн взлетает, простившись с Энн, — ветер от винта срывает слезы с ее ресниц. Шум мотора удаляется, стихая над лесом, и нарастает снова: Джимми возвращается, как будто что-то забыл. Не выключая мотора, он втаскивает Энн в кабину и улетает снова — бортмеханик с досады только махнул рукой...

Хозяин выгоняет Лэйна — вместо рекорда он привез жену. У беспечного летчика нет денег. Он снимает в кредит комнату и на последний доллар покупает свадебный подарок — ночную рубашку жене, которую примеряет на верном Джо. Энн настроена беззаботно: ее муж в состоянии заработать на жизнь, выиграв большой приз на спортивном состязании. Впереди — крылатая слава и венки победителя в воздухе.

Перед состязанием Лэйн встречает друга с женой и тремя детьми — тот тоже будет претендовать на венок и приз в десять тысяч долларов. На стадионе по краям поля поставлены четыре высокие мачты: в мрачной тишине самолеты начинают попарно ходить кругами, — стремясь обойти друг друга, как гонщики на треке, они невольно близко прижимаются к мачтам, едва не задевая крылом. Энн смотрит с трибуны вместе с угрюмым бортмехаником. Виток за витком вокруг мачт — Лэйн выиграл, он первый прошел заданное число кругов, ему надевают венок победителя. В это время раздается глухой удар — и черная карета с судорожным воем сирены пересекает поле. Друг Лэйна погиб. Хрустит крыло, ударившись о землю, вдребезги разлетается центроплан, — это не макеты, как думали сначала на «Мосфильме», испытатели объяснили нам, что взлетел в предыдущем кадре один самолет, а разбился другой, похожий, — это подлинные кадры из американской спортивной кинохроники... За черной каретой бежит по полю женщина, ее останавливают — смотреть уже не на что. Энн на трибуне закрыла лицо руками: только теперь она поняла, что вышла замуж за летчика.