В прошлом веке… - [28]
Без микрофона такой журналист абсолютно беспомощен.
Нельзя сказать, что подготовка и выдача в эфир выпусков «10 1/2» проходила под фанфары, среди восторгов и грома рукоплесканий, что поголовно все в студии нас любили и носили на руках. Отнюдь, нет. Кому-то нравилось, а кого-то мы просто раздражали.
Правда, в открытую нам никто не говорил, что мы дурачки, потому что часто смеёмся, но слухи о такой оценке несерьёзного поведения нашей группы до нас доходили, что вызывало в группе новую волну веселья и смеха.
Зря смеялись. Одно дело, если ты раздражаешь просто какого-нибудь уважаемого товарища по работе. И совсем другое, если он вдруг из товарища становится твоим начальником.
Есть у иронии коварное свойство: она делает дурака видимым. Услышавши фразу с подтекстом, он не может определиться, на что намекает собеседник, что же хочет всё-таки сказать. В конце концов, решает, что это над ним насмешка, начинает дуться, злиться и тихо этого собеседника ненавидеть.
Ирония была основным инструментом, с помощью которого создавались выпуски «10 1/2». Отсюда и неоднозначное отношение разношёрстного студийного коллектива к нашей информационно-иронической программе.
Обилие ведущих для программы «101/2» было большим плюсом. Что-то вроде многопартийной системы. Зритель имел возможность выбора. Не нравится Леночка Гетманова, можно дождаться, когда в эфир выйдет Олег Адоров. «10 1/2» — это был сериал, внутри которого уживались разные жанры. Адоров — «action», Жалдыбаева — романтизм, лирика, Гетманова — занимательность. С Горбачевским выпуски получали уклон воспитательный, педагогический, Рая Утенова терпеливо разбиралась с десятками жалоб, которые ежедневно поступали от зрителей по телефону. Выпускница ВГИКа, Альфира Ярошенко, если бы захотела, могла бы пригласить на передачу английскую королеву. У нас в городе ограничивалась первыми руководителями предприятий. Благодаря Альфире, область стала регулярно знакомиться с творчеством поэта Амантая Утегенова.
И всё-таки мы закрылись. Нет, мы не исчерпали себя, и нас не разлюбил зритель. Поменялась на дворе эпоха. Ирония, сатира уже не вписывались в формат представлений о государственном телевидении. Наше начальство постоянно испытывало давление сверху и, в свою очередь, давило на нас. Нас ограничивали в пользовании автотранспортом, мы долго, хотя в студии уже была видеокамера, работали по старинке, снимая на киноплёнку. После съёмок плёнка отдавалась в проявку, потом монтировалась. На это уходило, как правило, несколько часов. Какая тут может быть оперативность? Это в информационном-то выпуске!
Нас вдруг исключали из программы областного телевидения на несколько недель под странным предлогом, что зрителю от нас нужно, якобы, отдохнуть.
В конце концов, пришлось сдаться. Журналисты, ведущие «10 1/2», поувольнялись.
Одна из последних могикан — Рая Утенова оставила телевидение, а с ним и журналистику. Я, спустя какое-то время, стал готовить программу «Часы». Председатель телерадиокомпании Васильев на летучке похвалил эти преобразования, заметив, что, «наконец, исчезло из эфира досадное ёрничанье».
На многочисленные вопросы телезрителей, которые спрашивали, куда подевалась программа «10 1/2», им отвечали, что это, мол, журналисты сами не захотели вести, сами и закрыли.
В мастерской художника телестудии, Мирзояна Есенаманова, остались эскизы декораций, новых заставок для «10 1/2». Ему всё казалось, что перерыв не затянется надолго, что это не навсегда…
В марте 98-го года я зашёл к юному председателю нашей телерадиокомпании Еркешу Калиеву с предложением провести кадровую перестройку в редакции. Почему-то стало доброй традицией принимать на работу людей случайных. Решали всё вышестоящие начальники, а меня потом ставили перед фактом.
Но процесс революционных преобразований на этом не остановился. Когда я зашёл к Еркешу Калиеву, и заговорил о кадрах, он неожиданно меня поддержал и… убрал меня с должности главного редактора.
Прошло уже восемь лет, как я не занимаюсь журналистикой. Жалею ли? Виню ли кого? Начальников своих — председателей Актюбинского областного ТВ — Дошаева, Калиева?..
На дворе поменялась эпоха, при чём тут они. На частной телекомпании РИКА ТВ убрали информационную программу «Провинция».
Занозистый журналист Лория оказался неуместен в руководстве газетой «Эврика».
Закрыли радиостанцию РИФМА.
И в списке-то — всё частные, так называемые, «независимые» СМИ.
Всё это звенья одной цепи.
«Нам нужны подобрей Щедрины. И такие Гоголи, чтобы нас не трогали» — вот установки, которых, если придерживаться, то журналистом можно работать. Журналистике указали её место — обслуживать нужды власти, государства. Мы это уже проходили. Раньше такая журналистика называлась советской. Разница только в том, что в те времена институт цензуры существовал официально, а сейчас простое чувство самосохранения подсказывает журналисту, что и как писать.
Как и в советские времена, в государственных СМИ осталось место сатире. Однажды вызвал меня к себе телепредседатель Дошаев и с лёгким нажимом попросил заклеймить в эфире позором частный университет «Дуние». Естественно, не самому ему пришла в голову эта идея. Областной акимат почуял в университете зажравшегося олигарха и решил призвать его к порядку, а заодно и показать всем, кто в доме хозяин. И коллектив из лучших преподавателей города оказался под массированным огнём сразу и телевидения, и радио, и газет.
Писал всегда «в стол». Не сразу. Вначале отсылал свои рассказы в «толстые» журналы, а потом уже складывал их в стол.Конец восьмидесятых. И как-то вечером подумалось: – А, напишу-ка я что-то из рук вон безобразное. Всё равно – никто не читает, всё равно «в стол». Вот – не буду себя ограничивать никакими рамками приличий. Матами, возьму и напишу всё сплошными матами. И – про разврат. Разнузданный такой, грубый, откровенный чтобы без всяких ограничений. Читать всё равно никто не будет. Никто и укорить меня не сможет…Сел и написал.Матами не получилось.
Проза Александра прекрасно написана и очень эротична. И если бы только это. Александр — автор умный и смелый. И, разогнавшись читать его рассказы, как щекочущую эротику, читатель рискует ушибиться о внутренние сложности, но это очень полезные ушибы. Есть у него рассказы, похожие на хитрые байки, из тех, что рассказывают друг другу мужчины, а затесавшийся меж своими Севела — записывает. Но есть и рассказы, похожие на лабиринты, в которых можно и заблудиться, — не завязнуть как в болоте, а остаться там, в рассказе.
Александру Дунаенко удаётся почти после каждого произведения поставить уникальный музыкальный аккорд, напоминающий звучание огромного оргАна с божественной музыкой, которая остаётся в душе и…тревожит… и наполняет мир сочувствием… и…ощущением чуда… которое неизбежно должно случиться и избавить от боли и страданий и от… бессмысленности и необратимости… смерти…Надежда Либерман.
Немного грустная, лиричная, разбавленная иронией, проза Александра Дунаенко посвящена вечной теме. Его рассказы — о любви и других чувствах, не поддающихся точному определению, но связывающих мужчину и женщину иногда на всю жизнь, а иногда лишь на миг.
Юз Алешковский об Александре Дунаенко:«…литературно одарен… Очень понравились первые два рассказа — про кота блистателен во всех отношениях — и „Есть ли жисть на Марсе“. Сюжет этой премилой новеллы задуман и решен превосходно……рассказик („Растение“) читается с большим интересом, даже с удовольствием, получаемым от премилого состояния словесности легко крутящегося сюжета и отсутствия пошловатых глупостей — хорошее сочинение…».
Мир человеческих страстей и эмоций у Александра Дунаенко мне кажется живее и ярче мира классики женских и мужских образов, но главное он дарит нам какое-то новое понимание мира мужчины. В этом его особенная сила. Он позволяет посмотреть на мужчину так, как умеет смотреть любящая мать на своего сына, видя за его часто непутёвостью, огромный и сложный мир нереализованных талантов, которые жизнь превращает в бессмысленную растрату драгоценных возможностей…Надежда Либерман.
Люди не очень охотно ворошат прошлое, а если и ворошат, то редко делятся с кем-нибудь даже самыми яркими воспоминаниями. Разве что в разговоре. А вот член Союза писателей России Владимир Чистополов выплеснул их на бумагу.Он сделал это настолько талантливо, что из-под его пера вышла подлинная летопись марийской столицы. Пусть охватывающая не такой уж внушительный исторический период, но по-настоящему живая, проникнутая любовью к Красному городу и его жителям, щедро приправленная своеобразным юмором.Текст не только хорош в литературном отношении, но и имеет большую познавательную ценность.
Книга современного итальянского писателя Роберто Котронео (род. в 1961 г.) «Presto con fuoco» вышла в свет в 1995 г. и по праву была признана в Италии бестселлером года. За занимательным сюжетом с почти детективными ситуациями, за интересными и выразительными характеристиками действующих лиц, среди которых Фридерик Шопен, Жорж Санд, Эжен Делакруа, Артур Рубинштейн, Глен Гульд, встает тема непростых взаимоотношений художника с миром и великого одиночества гения.
Июнь 1957 года. В одном из штатов американского Юга молодой чернокожий фермер Такер Калибан неожиданно для всех убивает свою лошадь, посыпает солью свои поля, сжигает дом и с женой и детьми устремляется на север страны. Его поступок становится причиной массового исхода всего чернокожего населения штата. Внезапно из-за одного человека рушится целый миропорядок.«Другой барабанщик», впервые изданный в 1962 году, спустя несколько десятилетий после публикации возвышается, как уникальный триумф сатиры и духа борьбы.
Давным-давно, в десятом выпускном классе СШ № 3 города Полтавы, сложилось у Маши Старожицкой такое стихотворение: «А если встречи, споры, ссоры, Короче, все предрешено, И мы — случайные актеры Еще неснятого кино, Где на экране наши судьбы, Уже сплетенные в века. Эй, режиссер! Не надо дублей — Я буду без черновика...». Девочка, собравшаяся в родную столицу на факультет журналистики КГУ, действительно переживала, точно ли выбрала профессию. Но тогда показались Машке эти строки как бы чужими: говорить о волнениях момента составления жизненного сценария следовало бы какими-то другими, не «киношными» словами, лексикой небожителей.
Действие в произведении происходит на берегу Черного моря в античном городе Фазиси, куда приезжает путешественник и будущий историк Геродот и где с ним происходят дивные истории. Прежде всего он обнаруживает, что попал в город, где странным образом исчезло время и где бок-о-бок живут люди разных поколений и даже эпох: аргонавт Язон и французский император Наполеон, Сизиф и римский поэт Овидий. В этом мире все, как обычно, кроме того, что отсутствует само время. В городе он знакомится с рукописями местного рассказчика Диомеда, в которых обнаруживает не менее дивные истории.
В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.