В прицеле — танки - [63]
Писем много. Я часто читаю их и перечитываю, каждый раз нахожу что-то новое, ранее не подмеченное.
«Здравствуйте, дорогой товарищ командир!
Примите чистосердечный привет от меня и моей семьи — жены Арины, дочерей Ани и Нади и от сына Ивана. Ваше письмо ходило два месяца и вот наконец попало тому, кому адресовано. Прочитав его, вновь вспомнил походы по опаленной огнем земле. Нелегок был путь. Но зато победный!
Вот и Латвия показалась, как на экране: помните, как из-под нашей «перины» вычерпывали воду, чтобы можно было уснуть или хоть немного забыться?..
Моя семья очень рада, что бывший командир дивизиона не забыл командира орудия, которое прошло от самой Москвы до Берлина...» — так пишет мне вулканизаторщик Черногорского горкомхоза на Красноярщине Федор Винокуров.
Из пачки фотографий достаю одну: на фоне измолотого снарядами рейхстага стоит пушка ЗИС-3. Вокруг валяются стреляные гильзы. Рейхстаг еще в дымке пожаров — два часа, как закончился бой. Совсем еще молодой сержант Винокуров принимает мои поздравления расчету за храбрость и отвагу. Сержант ранен, но остался в строю. Этого, правда, не заметно на фотокарточке. Но ранение дало о себе знать уже дома, несколько лет спустя. Федору пришлось согласиться на ампутацию правой ноги — начиналась гангрена.
Я всматриваюсь в снимок и никак не могу представить некогда веселого, энергичного, подвижного сержанта Винокурова пятидесятитрехлетним человеком. Ведь, кажется, совсем недавно его расчет одним из первых в батарее выкатил на руках свое орудие на позицию Королевской площади, открыл огонь по рейхстагу, уничтожил зенитное орудие и подавил несколько пулеметных точек гитлеровцев. Орденом Отечественной войны I степени отметило командование подвиг командира расчета; награды получили и остальные орудийные номера.
А вот письмо от сибиряка Аркадия Кучина, кавалера ордена Отечественной войны I и II степени и многих медалей, ныне челябинского инженера. Ровный почерк, почти печатные буквы, скупые слова. Взглянув на фотокарточку военных лет, ясно вспоминаю Берлин апреля сорок пятого года, Берлинер-Шпандауер-Шиффартс-канал, парк Сименсштадт, бегущего в нательной рубашке Анатолия Алибекова со знаменем и самого Аркадия Кучина, раненного, но продолжающего командовать расчетом.
Подвиг — налицо! А Аркадий пишет мне двадцать лет спустя, что ему, дескать, нечего вспомнить особенного: воевал, как все. Вот Шестаков, или Кислицын, или Мищенко — это другое дело! И пошел хвалить других.
Бои отгремели, настала мирная жизнь. Учеба, работа в лаборатории, отдых — охота или рыбалка. И меня приглашает: «Если появится желание, приезжайте к нам на охоту и рыбалку. Озер у нас много, природа красивая, не пожалеете!»
И еще он сообщает, что до сих пор ясно помнит бои за Варшаву и длинную колонну автомашин, медленно движущуюся по льду Вислы. Еще в Праге, восточном предместье Варшавы, в колонну дивизиона вклинилась и медленно ехала за пушкой Кучина эмка. В ней сидела женщина в темной меховой шубке и такой же шапке. За рулем был солдат польской армии, наступавшей рядом с нами. Эмка спускалась к переправе. Колонна остановилась. Шофер вышел из машины, закурил сигарету. Аркадий стоял рядом и внимательно наблюдал за пассажиркой. Лицо женщины осунулось, даже посерело, глаза были грустны и очень печальны. Не отрываясь, она жадно всматривалась в развалины города, раскинувшегося за широкой полосой серебристого льда. Аркадия тронуло горе этой женщины. Глядя на нее, он даже разволновался, участливо спросил польского шофера:
— Кого, друг, везешь?
— Это наша писательница Ванда Василевская.
— Как же, знаю Ванду Василевскую. Теперь мне все ясно!
Ванда Василевская посмотрела на беседующих солдат, встретилась с участливым взглядом Аркадия, и ее глаза наполнились слезами. Крупные, искрившиеся на свету бусинки покатились по щекам. Аркадий невольно вытянулся, приложил руку к шапке. Василевская вышла из автомобиля. Приблизившись к солдатам, она порывисто притянула их к себе.
Как он понимал в тот миг эту славную дочь польского народа! Нежность и сострадание к большому человеку, к ее горю заполнили все его существо. А она только и сказала:
— Спасибо! Я этого никогда не забуду!
Колонна тронулась. Больше Аркадий не встречался с Вандой. Но после войны он запоем читал все ее произведения, и всегда ему казалось, что он знает душу писательницы так же глубоко, как душу матери, сестры или жены.
И конечно же, Аркадий хорошо помнит своего друга старшего сержанта Федора Шестакова, нашего бессменного парторга, ветерана части. Между ними, командирами противотанковых орудий, был крепкий уговор: в бою врага громи, но о друге не забывай, наблюдай за ним и, если понадобится, помогай огнем, во что бы то ни стало иди на выручку. Так оно и было всегда. И только в том бою, на канале, Федор никак не смог спасти товарища от тяжелого ранения. И в мирное время друзья до конца 1945 года служили вместе. Аркадий выполнил и другой уговор — после госпиталя вернулся в родной дивизион.
Сейчас Шестаков работает в одной из школ индустриального Свердловска. Очень поучителен жизненный путь этого кристально честного, настойчивого и храброго человека!
В книге рассказывается об оренбургском периоде жизни первого космонавта Земли, Героя Советского Союза Ю. А. Гагарина, о его курсантских годах, о дружеских связях с оренбуржцами и встречах в городе, «давшем ему крылья». Книга представляет интерес для широкого круга читателей.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Народный артист СССР Герой Социалистического Труда Борис Петрович Чирков рассказывает о детстве в провинциальном Нолинске, о годах учебы в Ленинградском институте сценических искусств, о своем актерском становлении и совершенствовании, о многочисленных и разнообразных ролях, сыгранных на театральной сцене и в кино. Интересные главы посвящены истории создания таких фильмов, как трилогия о Максиме и «Учитель». За рассказами об актерской и общественной деятельности автора, за его размышлениями о жизни, об искусстве проступают характерные черты времени — от дореволюционных лет до наших дней. Первое издание было тепло встречено читателями и прессой.
Дневник участника англо-бурской войны, показывающий ее изнанку – трудности, лишения, страдания народа.
Саладин (1138–1193) — едва ли не самый известный и почитаемый персонаж мусульманского мира, фигура культовая и легендарная. Он появился на исторической сцене в критический момент для Ближнего Востока, когда за владычество боролись мусульмане и пришлые христиане — крестоносцы из Западной Европы. Мелкий курдский военачальник, Саладин стал правителем Египта, Дамаска, Мосула, Алеппо, объединив под своей властью раздробленный до того времени исламский Ближний Восток. Он начал войну против крестоносцев, отбил у них священный город Иерусалим и с доблестью сражался с отважнейшим рыцарем Запада — английским королем Ричардом Львиное Сердце.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.