В прицеле «Бурый медведь» - [22]
Собрание не прошло для нас бесследно. Боевая активность молодых воинов стала расти с каждым днем. Не отставали и стрелки моей группы. С разрешения комбата они все чаще выходили на настоящую «охоту».
От разведчиков стало известно, что против нас в обороне стоит все та же 16-я немецкая мотодивизия, ранее сильно потрепанная, но вновь пополненная.
– Опять «Бурый медведь». Только повадка у него теперь иная. Предпочитает больше сидеть в берлоге. Труднее бить его, – говорит Хромов.
– Да, придется выманивать его…
– А как?
– Придумаем…
«Охотиться» стали сообща. Один из нас, стреляя с бруствера, нарочно обнаруживал себя поднятой пылью. И тут показывалось чучело – обрубок дерева с надетой на него каской. Чучело шевелил Мамедов. А Хромов, Адров и Петрищев наблюдали за траншеями противника.
Звучит выстрел. Мамедов выставляет чучело. Пули щелкают по брустверу над головой Мамедова.
– Ага! – восклицает обрадованно Хромов. – Стреляют из амбразуры. Вон оттуда.
Окно амбразуры то темнело, то вдруг светлело.
«Еще», – знаками просит Хромов.
Вновь гремит выстрел, и над бруствером мелькает чучело. В амбразуре потемнело. Снайпер Хромов тщательно целится. Трудно попасть в амбразуру с одного выстрела. Трудно, но надо. Хромов, затаив дыхание, нажимает на спусковой крючок. Ответного выстрела нет…
Ночью второй батальон перебросили на участок напротив Матвеева Кургана, левее нашей старой позиции. Как и таи, противник занимал высотки на западном берегу Миуса. Только в одном месте, где стояла пятая рота и один взвод четвертой роты, западная, возвышенная часть берега находилась в наших руках. Вся она была изрезана балками. На восточном же берегу зеленели небольшой лесок, кустарник и сады. Здесь были укрыты наши обозы и штаб батальона.
Мы детально исследовали передний край. Через три дня снайперы знали, где и сколько у противника дотов, дзотов, стрелковых ячеек, какие тут складки местности. Ничто не ускользало от нашего внимания: ни вновь отрытая ночью ячейка в траншеях, ни выброшенная на бруствер консервная банка, ни блеснувшая в непривычном месте трубка окопного перископа. Все тщательно просматривалось через оптический прицел.
Как-то утром замечаем бугорок, будто на земле фурункул вскочил. Обратили внимание и на то, что он прикрыт сухой травой, а сбоку зияет черная дырка. Бугорок этот вдавался в нейтральную зону довольно далеко от линии вражеских траншей. Различали мы и идущий к нему ход сообщения, затянутый маскировочной сеткой. Взрыхленная почва хотя и с трудом, но просматривалась сквозь сетку. Холмик-»чиряк» был не чем иным, как замаскированной огневой точкой, которая наверняка будет действовать только в критическую минуту боя.
– Опасный бугорок, – заметил Алеша Адров. – Надо сообщить о нем полковым артиллеристам.
Да, снайпер призван не только лично уничтожать фашистов, но и разведать и своевременно сообщить о замеченных огневых точках. И мы передаем координаты через командира роты артиллеристам. А через час снаряды сравнивают огневую точку врага с землей.
Запомнился и такой случай. Старший лейтенант Туз, внимательно следивший за боевой работой снайперов, чуть ли не каждую ночь встречался с нами на КП, выспрашивал об «охоте», давал советы, ставил задачи на завтрашний день. В одну из таких встреч мы сообщили, что в районе поселка Шапошникове стрелкам шестой роты сильно досаждают вражеские доты с крупнокалиберными пулеметами.
– Ни мины, ни пули их не берут, – сокрушенно разводил руками Адров.
– Это, очевидно, броневые колпаки, – высказал догадку Хромов.
– Возможно, – согласился Туз. – А не усмирить ли их противотанковыми ружьями?
– Пробовали. Ничего не получается.
Туз на минуту задумался. Пламя от коптилки вспыхивало, колебалось, на какое-то мгновение освещая его сосредоточенное лицо.
– Вот что, друзья, – обратился он к нам. – Надо поточнее установить координаты этих дотов. Попробуем подавить их огнем из противотанковых орудий.
Туз тут же позвонил артиллеристам и приказал мне возглавить разведку. Старший сержант Александр Луговой, командир противотанкового орудия, веснушчатый подвижный паренек, разыскал меня на рассвете.
– Начнем, что ли?
Мы заняли удобную позицию и стали изучать передний край. Старший сержант нанес на карту все доты и дзоты. Подыскал удобную огневую позицию.
– Завтра мы им дадим жару, – с уверенностью заявил он.
– Вначале дай, а потом говори, – скептически отозвался я на похвальбу артиллериста.
Старшего сержанта не смутил мой ответ.
– Будь спокоен, снайпер, у нас, артиллеристов, тоже натренированный глаз. Быстро заткнем глотки этим фашистским дотам.
По совету комбата расчет орудия должен был на рассвете выкатить пушку на прямую наводку и с близкого расстояния расстрелять доты. Риск был немалый. Вражеские пулеметчики могли вывести расчет из строя до того, как он откроет огонь.
Предстояло действовать быстро, сноровисто и наверняка. Снайперы и пулеметчики должны были помочь в трудную минуту артиллеристам меткими выстрелами по фашистским пулеметам. Ночью пехотинцы помогли артиллеристам отрыть капонир – укрытие для орудия. Придавало уверенности то, что утром в первую очередь обнажались вершины высот, на которых находились вражеские доты. В низине в это время еще стоит туман. Фашисты не сразу обнаружат орудие.
Сборник очерков и воспоминаний о героических подвигах участников Великой битвы на Волге открывается воспоминаниями Маршала Советского Союза, бывшего командующего 62-й армией В. И. Чуйкова, в которых нашли отражение самые тяжелые дни Сталинградской эпопеи. В книгу вошли также очерки о танкистах, речниках, артиллеристах, военных летчиках, активных участниках битвы.
Писатель Рувим Исаевич Фраерман родился в 1891 году в городе Могилеве, на берегу Днепра. Там он провел детство и окончил реальное училище. Еще в школе полюбил литературу, писал стихи, печатал их. В годы гражданской войны в рядах красных партизан Фраерман сражается с японскими интервентами на Дальнем Востоке. Годы жизни на Дальнем Востоке дали писателю богатый материал для его произведений. В 1924 году в Москве была напечатана первая повесть Фраермана — «Васька-гиляк». В ней рассказывается о грозных днях гражданской войны на берегах Амура, о становлении Советской власти на Дальнем Востоке.
История детства моего дедушки Алексея Исаева, записанная и отредактированная мной за несколько лет до его ухода с доброй памятью о нем. "Когда мне было десять лет, началась война. Немцы жили в доме моей семье. Мой родной белорусский город был под фашистской оккупацией. В конце войны, по дороге в концлагерь, нас спасли партизаны…". Война глазами ребенка от первого лица.
Книга составлена из очерков о людях, юность которых пришлась на годы Великой Отечественной войны. Может быть не каждый из них совершил подвиг, однако их участие в войне — слагаемое героизма всего советского народа. После победы судьбы героев очерков сложились по-разному. Одни продолжают носить военную форму, другие сняли ее. Но и сегодня каждый из них в своей отрасли юриспруденции стоит на страже советского закона и правопорядка. В книге рассказывается и о сложных судебных делах, и о раскрытии преступлений, и о работе юрисконсульта, и о деятельности юристов по пропаганде законов. Для широкого круга читателей.
В настоящий сборник вошли избранные рассказы и повести русского советского писателя и сценариста Николая Николаевича Шпанова (1896—1961). Сочинения писателя позиционировались как «советская военная фантастика» и были призваны популяризировать советскую военно-авиационную доктрину.
В этой книге собраны рассказы о боевых буднях иранских солдат и офицеров в период Ирано-иракской войны (1980—1988). Тяжёлые бои идут на многих участках фронта, враг силён, но иранцы каждый день проявляют отвагу и героизм, защищая свою родину.
В книгу известного советского писателя И. Герасимова «На трассе — непогода» вошли две повести: «На трассе — непогода» и «Побег». В повести, давшей название сборнику, рассказывается о том, как нелетная погода собрала под одной крышей людей разных по возрасту, профессии и общественному положению, и в этих обстоятельствах раскрываются их судьбы и характеры. Повесть «Побег» посвящена годам Великой Отечественной войны.