В польских лесах - [74]
— Жена, если у нас такой гость, надо приготовить завтрак получше! У тебя, кажется, сливки есть. Подай хлеб и масло на стол! Постой, я сам! Где мой кожух?
Мордхе, увидев, что крестьянин собирается идти за чем-то, поднялся и загородил ему дорогу.
— Куда вы идете?
— Пане дорогой, Абрамек живет недалеко, я сбегаю за бутылочкой водки, пане дорогой!
Чем больше Мордхе упрашивал его не ходить, тем приветливее и добрее становился крестьянин; в конце концов он схватил руки Мордхе и начал их целовать. Мордхе еле вырвался, и, когда крестьянин вышел, в доме стало тихо.
Мордхе заметил морщинистое лицо крестьянки и спросил:
— В ваших местах спокойно?
— Спокойно? Нет, не спокойно, — крестьянка высморкалась в передник, — нечего зря говорить! Уж третий год, как на полях все выгорает; нет хлеба, люди едят коренья, голодают… Проклятие, Божье проклятие, пане!.. А у меня старик — один работник на всю семью… У других есть сыновья, они помогают… К тому же, пане, хозяин мой на старости лет начал пить… Мои руки, пане, уже скрючились от работы, не могу пальцы разогнуть, а он все в шинок тащит: масло, яйца, все…
Мордхе увидел слезы на ее изможденном лице, и тоска, которая нападает на человека посреди поля, когда сеет мелкий дождик, не впитываясь уж больше в потемневшую землю, и никто не знает, когда он пройдет, — такая тоска охватила теперь Мордхе. Он вынул несколько монет и сунул ей в руку.
— Пан мой дорогой! — Крестьянка упала к его ногам и начала их целовать.
Дочь, которая все время старалась не смотреть на Мордхе, дичась, будто никогда среди людей не бывала, возилась возле прялки, вытирала пыль на иконах, развешанных по стенам… Увидев, как мать упала к ногам Мордхе, она в замешательстве схватила клетку с гусями и исчезла.
— Что вы делаете? Стыдитесь! — Растерявшийся Мордхе поднял крестьянку с полу.
Ему было обидно за девушку. Он попрощался и ушел.
Мордхе отправился в деревню.
Низкие домики были еле видны из-под красных соломенных крыш, сгибавшихся под тяжестью снега. Снег все обнажил, и казалось, что пространство, на котором было разбросано несколько десятков домов, сжалось. И деревья, и дома, и амбары стали меньше. От одного дома до другого тянулись сугробы, испещренные следами вороньих лапок. Около колодца катались мальчишки: кто на деревянных коньках, кто скатывался сидя. Детский смех нарушал тишину. Из открытой конюшни выглядывал журавль с опущенной головой, и зимняя печаль была в его вылинявших перьях, в переломанном крыле, которое торчало, как иссохшая рука.
Мордхе слушал, как птица, простирая сломанное крыло, кричит: «Кля-кля-кля», будто жалуется на свое несчастье. Все, дескать, улетели, а бедного калеку оставили погибать в стране снегов…
У занесенного снегом забора топталась крестьянка, закутанная в попону, которой прикрывают лошадь. Потрясая кулаками, рвалась она к крестьянину средних лет, стоявшему за забором.
— Если не отдашь свинью, я глаза тебе выцарапаю!
— Иди лучше домой, бабушка! — Крестьянин подтянул штаны.
— Я не отстану!
Крестьянка попробовала было перелезть через забор, но попона упала у нее с головы, и нечесаные волосы рассыпались по лицу. Она осталась стоять внизу.
— Не лезь, — крестьянин схватил ремень, — если я тебя отстегаю, ты уже домой не попадешь!
— Кто тебя боится?! — Женщина чуть было не вцепилась ему в лицо. — Свиное рыло, посмотрите только на него! Он будет бить бедную вдову, чтоб он себе руки и ноги переломал! Иисусе святый!
Двери соседних домов открылись, любопытные выглянули на улицу. Крестьянка принялась взывать о помощи:
— Моя свинья зашла к нему на двор! Он ее схватил и притворяется, что ничего не знает!
— Заплати убытки!
— Черта с два я тебе заплачу! — бросилась было женщина на соседа.
— Поди сюда, сука! — поманил ее крестьянин пальцем.
— Я — сука? — Крестьянка повернулась к любопытствующим, выглядывавшим кто через открытую дверь, кто через окно. — Если б у вас была совесть, вы не дали бы так оскорблять бедную вдову! Завтра кто-нибудь из вас тоже может овдоветь!..
— Во раскричалась! — качал крестьянин головой. — Орет точно корова, которая телится!
— Разве от такого отелишься? — еще громче вопила крестьянка. — Удивляюсь, как она живет с таким!
Подошел мальчишка лет десяти с деревянным коньком в руке, с карманами, наполненными снежками.
— Чего ты так кричишь, мама?
Крестьянка начала подробно рассказывать ребенку, как все было, словно говорила со взрослым. Мальчишка дрожал от злобы, угрожал крестьянину коньком и тоже орал:
— Отдай свинью!
Это придало храбрости матери, и она перелезла через забор. Мальчишка — за ней. Крестьянин схватил ее за волосы и стал трясти с такой силой, что она села в снег. Мальчишка запустил крестьянину в лицо комом снега, завертелся меж его ног, пищал так, будто с него сдирали кожу, и с такой злобой впился зубами крестьянину в голень, что тот отпустил его мать.
— Разве можно поднимать руку на женщину, да еще на вдову? — Мордхе надеялся восстановить справедливость.
Крестьянин еле отделался от мальчишки, увидел Мордхе и стал оправдываться:
— Пусть не лезет!
— Отдай свинью! — визжала крестьянка, удерживая сына, который снова рвался к крестьянину.
Роман «1863» — вторая часть неоконченной трилогии «В польских лесах», повествующей о событиях польского восстания 1863 г. Главный герой романа Мордхе Алтер увлекается революционными идеями. Он встречается с идеологом анархизма Бакуниным, сторонником еврейской эмансипации Моше Гессом, будущим диктатором Польши Марианом Лангевичем. Исполненный романтических надежд и мессианских ожиданий, Мордхе принимает участие в военных действиях 1863 г. и становится свидетелем поражения повстанцев.
«Последний в семье» — заключительная часть трилогии Иосифа Опатошу «В польских лесах». Действие романа начинается через десять лет после польского восстания 1863 года. Главный герой трилогии Мордхе Алтер, вернувшись с войны, поселился в имении своих родителей под Плоцком. Он сторонится людей и старается не рассказывать о своем прошлом даже дочери Сорке. Дочь взрослеет, и ей становится все труднее жить в одиночестве в лесу. Она выходит замуж, подчиняясь воле отца, но семейная жизнь ей скучна. Сорка увлекается паном Кроненбергом, молодым человеком с революционными взглядами и сомнительным прошлым, и покидает отчий дом.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В очередной том собрания сочинений Джека Лондона вошли повести и рассказы. «Белый Клык» — одно из лучших в мировой литературе произведений о братьях наших меньших. Повесть «Путешествие на „Ослепительном“» имеет автобиографическую основу и дает представление об истоках формирования американского национального характера, так же как и цикл рассказов «Любовь к жизни».
Лицо этого человека уродовал шрам: почти совершенный серп, одним концом достававший висок, а другим скулу. У него были холодные глаза и серые усики. Он практически ни с кем не общался. Но однажды он все-таки рассказал историю своего шрама, не упуская ни одной мелочи, ни одного обстоятельства…
История нью-йоркских банд знала немало «славных» имен. Эта история — про одного из самых известных главарей по имени Манк Истмен (он же Джозеф Мервин, он же Уильям Делани, он же Джозеф Моррис и пр.), под началом у которого было тысяча двести головорезов…
В Европе и США эта книга произвела эффект разорвавшейся бомбы, — а в Чили ее первый тираж был уничтожен по личному приказу Аугусто Пиночета.…В 1985 году высланный из Чили режиссер Мигель Литтин нелегально вернулся, чтобы снять фильм о том, во что превратили страну двенадцать лет военной диктатуры. Невзирая на смертельную опасность, пользуясь скрытой камерой, он создал уникальный фильм «Всеобщая декларация Чили», удостоенный приза на Венецианском кинофестивале. Документальный роман Маркеса — не просто захватывающая история приключений Литтина на многострадальной родине.
Шарль де Костер известен читателю как автор эпического романа «Легенда об Уленшпигеле». «Брабантские сказки», сборник новелл, созданных писателем в молодости, — своего рода авторский «разбег», творческая подготовка к большому роману. Как и «Уленшпигель», они — результат глубокого интереса де Костера к народному фольклору Бельгии. В сборник вошли рассказы разных жанров — от обработки народной христианской сказки («Сьер Хьюг») до сказки литературной («Маски»), от бытовой новеллы («Христосик») до воспоминания автора о встрече со старым жителем Брабанта («Призраки»), заставляющего вспомнить страницы тургеневских «Записок охотника».
Повесть Израиля Меттера «Пятый угол» была написана в 1967 году, переводилась на основные европейские языки, но в СССР впервые без цензурных изъятий вышла только в годы перестройки. После этого она была удостоена итальянской премии «Гринцана Кавур». Повесть охватывает двадцать лет жизни главного героя — типичного советского еврея, загнанного сталинским режимом в «пятый угол».
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.