В полночном свете - [10]

Остальная часть богов сновидений была невиновна и просто попала под перекрестный огонь. Но страх Зевса быть свергнутым и высмеянным заставил его наказать их всех. Как печально, жить его жизнью в такой паранойе.

Однако комплекс бога Зевса ее не касался. То, на чем она должна была сосредоточиться, — это спасти жизнь Айдану, если получится, и убить Долора любой ценой.

Смех Долора из прошлого раздался в ее голове. «Я — Боль. Я вне времени. И ты ничтожна, Лета. Тебе никогда не победить меня».

До сих пор он был прав. Она не победила его, но она его ранила.

Его гордыня будет тем орудием, которое она использует, чтобы сломить его силу, а Айдан будет тем молотком, который ей нужен, чтобы вбить свой гвоздь прямо между глаз Долора.

Приняв решение, она пошла искать Айдана, чтобы разозлить его еще больше.

ГЛАВА 3

Айдан сидел на стуле, наигрывая «Strange Fire» группы «Индиго Герлз»[17] на своей электрогитаре, когда осознал, что завтра будет Сочельник, и третий год подряд он будет совершенно один в этот день. Именно поэтому он не потрудился украсить что-нибудь. Все это лишний раз напомнило бы ему о том, какой одинокой стала его жизнь.

Он устало вздохнул, подумав обо всем, через что он прошел. Как может один человек быть обожаемым миллионами и не любимым ни одним? Тем не менее — такова его судьба. Единственные люди, которые утверждают, что беспокоятся о нем, совсем его не знают, а люди, которых он когда-то любил всем сердцем, каждое мгновение своих жизней пытаются прикончить его.

— Веселого гребаного Рождества, — буркнул он.

Пытаясь забыть прошлое, он сосредоточился на песне в своей голове. Так как гитара не была включена в сеть, ноты были лишь шелестом вокруг него, но этого было достаточно, чтобы смягчить его раздраженное состояние. Музыка всегда была его убежищем. Неважно насколько тяжелой была жизнь, музыка и фильмы были тем, к чему он обращался в поисках утешения и воодушевления. Они давали ему успокоение тогда, когда ничто другое не помогало.

Он был настолько поглощен песней, что ему потребовались несколько минут, чтобы понять, что он больше не один. Открыв глаза, он поднял глаза на Лету и оборвал бренчание на середине. Свет образовал вокруг нее мягкий ореол, из-за которого ее темные волосы казались светящимися. В течение целой минуты он не мог даже дышать. Каждый гормон в его теле пылал огнем.

Прошло слишком много времени с тех пор, как он последний раз прикасался к женщине, не считая тех случаев, когда он вручал свою кредитную карту ей при расчете на кассе. И если подумать, он почти убедил себя, что не нуждается в женской мягкости.

Да…

Взгляд на него, соблазнительная полуулыбка, родившаяся на ее губах, и сияние ее ярких глаз сломили его решимость. Все, что он хотел сделать, — это отложить гитару в сторону и притянуть ее в свои объятия для продолжительного, порочного поцелуя, пока у них обоих не онемеют губы. Было так легко вообразить ее на его коленях, обнаженной. Один лишь этот образ опалил его изнутри и снаружи.

Его член отвердел до боли.

— Тебе что-то нужно? — Он презирал себя за то, что в его голосе слышались хриплые нотки, а не злость, которую он хотел излить на нее.

— Мне просто было любопытно, чем ты тут занимаешься в одиночестве. Между прочим, ты очень талантлив.

Он насмешливо улыбнулся, услышав ее похвалу.

— Не льсти мне.

— Нет, на самом деле.

— Ну да, и не льсти мне, — повторил он, обнаружив, наконец, злость, которую хотел услышать в своем тоне. — Я не люблю или не хочу комплиментов.

Ее брови нахмурились, выражая сильное недовольство.

— Ты серьезно?

— Ужасно. — Он сыграл неторопливый аккорд. — Видишь ли, я знаю эту игру. Ты льстишь мне, заставляешь меня смеяться и хорошо себя чувствовать. Затем следующей вещью, которую я осознаю, — будешь ты, идущая к двери с карманами, набитыми моими деньгами, и говорящая мне какой я засранец. Давай сразу перескочим прямо к концу, где ты уходишь из моего дома и рассказываешь всем, что я — дурак. — Покачивая гитару, он кивнул. — Да, это сработало на мне.

Лета не могла поверить тому, что услышала. Его гнев усилил ее силы, в то время как его слова ошарашили ее. Она резко вдохнула.

— Что они сделали с тобой?

Он отложил гитару в сторону прежде, чем встать.

— Не думай об этом.

Она потянулась к нему, чтобы коснуться его руки, в тот момент, когда он проходил мимо нее.

— Айдан…

— Не дотрагивайся до меня. — Его голос был диким рычанием.

Но это только заставило ее еще больше хотеть дотронуться до него, несмотря на то, что она знала, что должна как можно сильнее разозлить его, чтобы усилить себя.

— Я здесь не для того, чтобы причинить тебе боль.

Айдан хотел бы поверить этому. Но он знал лучше. Сколько раз он слышал эту ложь? И в конце они всегда причиняли ему боль и смеялись, поступая так.

Он устал попадаться на эту удочку.

— Знаешь, если бы у меня был пятицентовик[18]… — Его взгляд остановился на ее лице.

Он тоже хотел протянуть руку и коснуться ее. Но не мог заставлять себя сделать это. Не после того, что случилось с Хизер.

«Я никогда не причиню тебе боль, малыш. Ты всегда можешь положиться на меня. Я здесь — всерьез и надолго. Ты и я — навеки. Мы против мира. Несмотря ни на что. Ты всегда можешь быть самим собой и знать, что я буду любить тебя в любом случае. Меня не интересует ни твоя карьера, ни твоя слава. Если всего этого не будет завтра, я все равно буду здесь для тебя, с тобой».