В полночь упадет звезда - [151]

Но разве с кем-то бывало иначе?

– Будь жив… господин Олег, – промолвила Брюнхильд, когда он оказался перед нею.

Она не посмела назвать его отцом, и ее князем он больше не был. Ее князем и владыкой теперь был муж.

– Почему ты здесь? – Олег взглянул ей в лицо.

Он держался так же ровно, но Брюнхильд понимала: он задал самый важный вопрос. Почему?

– Я стала женой Амунда, князя плеснецкого, – по возможности так же ровно выговорила Брюнхильд, но на имени Амунда губы ее невольно дрогнули, и сердце застучало еще сильнее. – Я сделала это по своему желанию и по уговору с ним. Мы заключили этот уговор… давно. А теперь исполнили, в ярильскую ночь, когда боги дозволяют соединиться тем, в кого они вложили это желание.

– Не думал я… – Олег коротко взглянул ей в глаза и отвел взор, – что боги вложат в душу моей дочери желание обмануть и предать меня.

Он отчаянно гнал от себя мысли о том, что, скорее всего, уже произошло, но глаза его Брюнхильд уже были глазами другой женщины. Чужой женщины. Эта подммена одновременно и бесила его, и лишала сил.

– Ты сам вынудил нас к этому, – сказал Амунд. – Твое упрямство… Но я готов заплатить выкуп за похищение госпожи Брюнхильд, и я дам ей свадебные дары по закону.

– Я не возьму у тебя выкупа.

Брюнхильд вздрогнула и опустила глаза. Этого она и боялась: Олег отвергал примирение, которым обычно кончаются такие дела. Тем он отказывался признать законность ее брака, а это задевало ее честь женщины и достоинство княгини.

– Как ты вынудил мою дочь так поступить со мной? – Олег посмотрел в лицо Амунду, и сейчас он не замечал разницы в росте между ними. – Она всегда была покорна мне и предана чести рода. Какими чарами ты ее обвел?

– Это не он! – воскликнула Брюнхильд, не давая Амунду самому ответить: обвинение в колдовстве было весьма оскорбительным и могло довести до вызова на поединок. – Это воля Фрейи! Вспомни, что мы сделали… то, о чем ты знаешь. Фрейя наказала меня тем, что привязала мою душу к Амунду. С того самого дня я думала только о нем – а ведь миновало четыре лета! Я не знаю в белом свете никого, кто был бы доблестнее Амунда, а если бы я пожелала себе менее доблестного мужа, то осрамила бы свой род. Я покорилась воле Фрейи, и тогда она пообещала мне прощение. Отец, смирись! – выкрикнула она, в порыве чувства снова взывая к самому близкому человеку ее прежней жизни. – Признай, что боги разгневались на нас за дело и что мы должны им выкуп. О́дин взял с нас выкуп через смерть, а Фрейя – через жизнь. Я исполнила ее волю, и она даст мне удачу. И ты можешь еще вернуть милость Одина, ведь ты еще не стар, и Рагнар…

– Довольно! – Олег поднял руку, и она умолкла. – Не так уж я оплошал, чтобы собственная дочь учила меня, как служить богам. Боги сильнее смертных, и если они решили отнять у меня всех детей, так тому и быть. Но согнуться они меня не заставят.

С этими словами он повернулся и пошел назад к лодьям. Глядя ему вслед, Брюнхильд едва дышала от боли в сердце, но понимала, что иного ответа он дать не мог. Судьба может быть зла к человеку, даже к тому, что носит священное звание «друг Одина». Но тот, кто достоин этого звания, никогда не склонится под ударами судьбы и примет смерть, сражаясь.

– Надо признать, кое-какие чары и правда были, – пробормотал Амунд, глядя, как Олег поднимается на лодью. – Ты ведь тоже немножко выпила того вина, когда мы сидели в шатре.

– Да, – Брюнхильд вздохнула. – И с того дня я утратила покой. Но… надо сказать… Ни одной женщине на свете боги не смогут послать счастья-доли, более огромной, чем моя…

* * *

Дружина Олега видела, как он разговаривал с Амундом и Брюнхильд перед шатром. Олег не пожал руку Амунду, не обнял дочь, не вошел в шатер. Вот он идет обратно… поднимается в лодью. Лицо его было спокойно, шаг ровен, но бережатые, помогая ему влезть, ощутили, что он дрожит.

– Назад, – чуть слышно велел Олег и махнул в сторону Троеславля.

Лодья развернулась, за ней остальные. Битвы не случилось, но лицо у князя было как у человека, потерявшего все.

Он молчал и не двигался всю дорогу, пока шли до Троеславля. Когда город на мысу приблизился, Олег посмотрел на него, потом на середину реки и поднял руку:

– Держитесь на реке. И приведите сюда вон… ее.

Он кивнул на Солоницу. Ведьмарка полулежала со связанными руками на дне лодьи, куда ее опустили, опираясь на край скамьи.

Телохранители подняли ее и подвели к Олегу. Он знаком показал, чтобы ее развернули лицом к городу. На берегу толпились люди: уставшие от гуляний, жители Троеславля не могли уйти на покой и зажить обычной жизнью, не зная, чем кончится дело с похищением Олеговой дочери огромным ужом с золотыми рожками. Мнение, что это был именно уж, то есть водяной хозяин в облике ужа, успело вытеснить все прочие. Причем его поддерживал и Благодан: быть побежденным божеством не так обидно, как любым из смертных. Хотя положение оставалось тревожным: отец еще не вернулся, младшая сестра не нашлась, мать и старшие сестры были у Олега в заложниках.

Олег встал со своего места у кормила и подошел к Солонице. Она вопросительно взглянула на него. Хотя бы часть ее предсказаний сбылась: свою дочь Олег потерял безвозвратно.