В полночь упадет звезда - [122]

А может, так и есть? От этой мысли у Благодана оборвалось сердце, и он невольно чуть попятился. С самого своего появления здесь Мечтана намекала, что владеет всевед-травой, откуда идет ее волшебная сила, но что если она сама эта всевед-трава и есть? Уж больно она не похожа на человека, пусть и умелого знахаря, сумевшего раздобыть волшебное зелье. Сестры каждое лето ходят искать всевед-траву, да что-то не верится, что с нею станут такими же сильными… И ни к чему им это.

– Что дальше делать? – взяв себя в руки, с деловитой надеждой спросил он. – Только день у нас и есть.

– Я дам тебе зелье приворотное, – Мечтана направилась к скрыне и подняла крышку, – исхитрись как-то ей его дать. Много не давай, вот столько, не больше, – она показала половину ногтя. – Если выпьет, то уехать не сможет и до Ярилина дня здесь просидит. Уже и осталось всего ничего… – Ведьмарка задумалась и мысленно подсчитала, – пять дней. – И будет она тогда по тебе тоской тосковать, сухотой сохнуть. Только пожелай – и она твоей женой станет. В такую ночь и без отцовского согласия обходятся – не найдут ее до утра, и она навек твоя. А с нею и все, что за княжеской дочерью следует – и богатства, и честь, и стол киевский. Я сама ее приведу… Э, а та волотка при ней? – Вдруг вспомнила Мечтана. – Что зимою с нею приезжала?

– Волотки нет. Говорят, отпросилась домой, в горы Угорские, мать проведать. Мать, дескать, во сне стала ей являться, просила навестить.

– Ну и слава богам! – с явным облегчением ответила Мечтана. – И здесь всевед-трава помогла, с дороги это чудо убрала. Она, волотка, опасна… В ней кровь нечеловеческая, на нее управу трудно найти. Она двух моих сестер названных сгубила, да и мне погибель принесет, если доберется…

Мечтана замолчала, на ее лице проступило выражение угрюмой ненависти. Благодан снова попятился. До его слуха донесся шепот – такой невнятный, что он не поручился бы, Мечтане принадлежат эти слова или прошуршало их нечто невидимое из сумрачных углов:

– Была бы она здесь – пришлось бы ее убить…

* * *

Въехав в ворота отцовского двора, Благодан увидел под навесом крыльца сидящих на лавке троих: двое были чужие отроки, а поодаль от них, на дальнем конце скамьи, устроилась его младшая сестра Живита. Ей шло пятнадцатое лето, и она, зная, что при таком роде и приданом в девках не засидится, приобрела важный вид, как совсем взрослая женщина. Только если что-то ее приводило в волнение, карие глаза раскрывались шире и в них вспыхивала искра девчоночьего озорства. Длинная темно-русая коса лежала на ее плече, спускаясь на грудь, как стяг ее торжествующего девичества и вызов тому удальцу, кто убедит эту деву покрыть голову повоем. Сейчас Живита шила сорочку, всем видом показывая, что не видит и не слышит тех отроков. Впрочем, они и ей разговорами не досаждали, и между собой почти молчали, лишь иногда с любопытством косились на гордую деву из богатого дома. Им о такой можно было только мечтать.

Благодан отвел коня в конюшню, потом вышел и направился к крыльцу. Кивнул отрокам и присел возле Живиты, будто не зная, чем заняться. Занятие он себе нашел бы – уже начали косить, поэтому отец и прочие домочадцы ушли в луга. Но о работе он не мог думать – узелок из серой тряпочки, куда Мечтана завязала щепоть волшебной травы, жег его за пазухой. Всю дорогу от избы ведьмарки он размышлял, как выполнить ее наказ. Из его рук Брюнхильд ничего не примет. Он даже подойти к ней не может. Ночевала она в Семигостевой избе – жить в обчине вместе со своим зятем, Предславом, и его дружиной, но без отца, она сочла неприличным. Но и Благодану неприлично было оставаться с нею на ночь под одной кровлей, поэтому мать выселила его к родичам.

– Ну, что она? – шепнул Благодан, немного посидев рядом с Живитой.

При Брюнхильд оставались две служанки и двое отроков-бережатых, которые иногда менялись: двое очередных и сидели сейчас на крыльце. Наверное, они могли расслышать, о чем Благодан спрашивает сестру, но в любопытстве к знатной гостье ничего недозволенного нет.

– Отдыхает, – так же вполголоса ответила Живита.

– Выходила?

– Нет.

– А где мать?

– Со всеми на лугу.

– Кто же там с нею?

– Свои челядинки да вон бабка Неждана. Мать ее привела.

Живита кивнула на старуху, что возилась у летней печи под навесом, приготовляя обед. Ей помогала вторая из киевских челядинок, что постарше – Черемха. Сейчас они сидели на скамье перед печью и негромко о чем-то судачили, дожидаясь, пока горшки отбулькают свое.

– А! – сказал Благодан, как будто теперь ему все стало ясно. – Пойдем. Тебя стрыиня Веся зовет зачем-то.

Стрыиня Веся была та, у кого он ночевал в обществе четверых стрыйных братьев; Живита без удивления встала и пошла за ним. Идти было за два двора; заведя сестру за ворота, в избу к тетке Благодан не пошел, остановил Живиту в тени у тына, где росла раскидистая старая яблоня. Начал кто-то ей шептать. Поначалу Живита широко раскрыла глаза и как будто испугалась, потом немного успокоилась и неохотно кивнула. Оглядевшись, будто собрался воровать, Благодан сунул руку за пазуху и передал Живите маленький тряпичный узелок. Она поспешно схватила его, словно уворованное, и тоже сунула за пазуху. Узелок был так мал, что на ее девичьей груди почти не выделялся под сорочкой.