В полночь упадет звезда - [106]

Он и другие старейшины были в святилище на поминальном пиру в тот день, когда Амунд очень ясно намекнул, что готов поделиться своей удачей с Олегом, породнившись с ним. И когда Олег ответил, что не нуждается в подпорках.

Гриди и гости загудели громче – мысль о том, чтобы зятем и возможным наследником Олега оказался плеснецкий волот, всех смущала и тревожила.

– Если уж искать мне мужа, – отважно продолжала Брюнхильд, зная, что отступать некуда и пришло время решительно бороться за свою судьбу, – то следует оповестить всех князей, кто по роду своему достоин моей руки. И если их найдется несколько, то пусть они состязанием и поединками решают, на чьей стороне боги. Я пообещаю подчиниться воле богов, и тогда никто не упрекнет меня, что я уронила свою честь в самом важном деле.

– Поединком! – весело воскликнул боярин Божевек. – Да ведь плеснецкий волот тоже явится. Погляжу я на того удальца, кто с ним на поединок выйдет!

– Мы видели доспехи того буртаса, кого он в степи завалил! – подхватил Предслав. – Тот сам был как Змей Горыныч, и то Амунд его шкуру домой увез! Где ж ему поединщик сыщется!

– Улава сын, да, – вставил Рандольв, и гриди засмеялись.

– Бодалась блоха с быком!

– Да он его на один зуб…

– Плеснецкого волота нам здесь не надобно! – Олег повысил голос, будто намереваясь успокоить народ. – Волотам мы нашу землю не отдадим. Сверкер – по крови княжьего рода, а что никакого стола не наследует – то и хорошо. Был бы он князь, увез бы тебя за тридевять земель. А воеводский сын здесь с нами останется, будет земле Полянской служить. Пока я еще не стар, научим его всем обычаям нашим, узнаем его как следует…

Гул за столами сделался одобрительным.

Брюнхильд немного переменилась в лице, стиснула руки, прикусила губу. Она знала, что среди обитателей княжьего двора и в самом Киеве бродят смутные слухи о сватовстве ее за Сверкера, но считала это пустой болтовней, досадной и смешной. Но отец ее высказался ясно: ему нравится этот замысел.

– Ты, княже… – Ее голос слегка дрожал, когда она взглянула в глаза отцу. – Ты желаешь… этого брака?

Сердце у нее сильно билось от испуга. Она слишком привыкла получать все желаемое и не верила, что с нею может случиться что-то ей неприятное. Но то, что ее отец высказал свою волю в гриднице, при дружине и боярах, означало, что он думает об этом не шутя. А слово Олега всегда было последним даже для Брюнхильд.

– Я тебя неволить не стану, – мягко ответил Олег. – Но сама рассуди. Богатства наши из торга родятся. К хазарам отныне путь заказан, стало быть, серебро, паволоки, всякое узорочье, вино и прочее мы только у греков раздобыть можем. Но чтобы паволоки и узорочья выменять, надо грекам куниц и бобров возить. На Волхове сидит Олав – хоть и не родич нам больше, но друг. А посередине между ним и нами – земля Смолянская. Будем мы и с нею в родстве и союзе – прямая дорога от Варяжского моря до Греческого нам откроется. Хоть в греки будем ездить, хоть в свеи. Дадут боги милости, Рагнар окрепнет, а через год-другой Олава дочь от скорби отойдет, одумается – мы ее за Рагнара сосватаем. Будешь ты за сыном Улава – от Волхова до Киева все пути-дороги будут в руках наших родичей. Ну а напрядет нам Недоля горе… – Олег на миг опустил глаза, намекая на слабость здоровья Рагнара, – то из Сверкера не худший для меня преемник выйдет.

– Выйдет ли? – дрожащим голосом ответила Брюнхильд. – Мы ведь его не знаем! Карл его видел… эта война… сказанье вышло складное, но как знать, что он за человек?

– Ты хочешь сперва его повидать? – спросил Олег, будто идя на уступку, но Брюнхильд чувствовала себя так, будто ловушка вот-вот захлопнется.

И никто ей не поможет – на лицах бояр было полное довольство ходом этой беседы и согласие с речью князя.

– Я… Постой… – Брюнхильд лихорадочно пыталась поймать некую мысль, мелькнувшую в голове, пока она слушала отца. – Рагнар… Рагнар должен поскорее окрепнуть, чтобы можно было свататься к Ульвхильд. Он прав – от любви к ней погибли уже два человека, и нельзя толкать его на столь опасную тропу… Позволь мне подумать, как нам устроить это дело, не вредя ничьей чести.

– Подумай, – Олег кивнул. – Я уверен, когда ты обдумаешь это дело, ты поймешь, что я прав. Сейчас Сверкер, пожалуй, и впрямь слишком юн, но лет через пять это будет зрелый муж, и никто не догадается, видя вас вместе, что он моложе тебя.

На этом разговор о сватовстве закончился, но люди расходились из гридницы с чувством, будто брак Брюнхильд и Сверкера почти решен. Все знали, что князь разбаловал младшую дочь, но знали и то, что он всегда поставит на своем. Известное дело, перед сватовством всякая девка упирается, причитает, умоляет отца с матерью не отдавать ее в чужие люди, а сама-то рада-радехонька…

* * *

Желание Олега видеть Брюнхильд замужем едва ли уступало ее собственному. Не хуже других она знала, что в ее годы не замужем только рабыни и увечные и что ее долгое девичество уже вот-вот начнет бросать тень на отцовский дом. Да и самой надоело – все хорошо в меру, и даже вольное и веселое житье под крылом у родни начало тяготить, как тяготила бы птенца скорлупа на спине, не дающая расправить крылья.