В полночь - [3]
Эванс чувствовал, что его слушают внимательно Эти люди ничего не понимали в физике и химии, их утомили предыдущие выступления. Но сейчас речь шла о болезнях, а это затрагивало каждого из них. Эванс мог почти безошибочно судить о болезнях сидящих в зале людей. Он ясно видел печать плохо залеченного нефрита на одутловатом лице председателя железнодорожной компании. Он слышал хриплое, астматическое дыхание сидевшего в первом ряду политического босса. Он мог прочесть следы многих пороков на молодом, но уже иссушенном лице владельца адвокатской конторы… С удивившим его самого внутренним злорадством Эванс минут пять говорил о деталях устройства своей машины. Он знал— его будут терпеливо слушать. Ректор уже дважды вытирал платком лоб, но не решался сделать замечание Эвансу. Где-то в углу зала назойливо, как муха, жужжал вентилятор, и Эванс, невольно подчиняясь его ритму, монотонно нагромождал сложные технические термины.
— Однако не буду вдаваться в детали, — сказал он наконец. — Перехожу к назначению машины. В это кресло, — он спустился с кафедры и подошел к машине, — в это кресло садится человек, подвергающийся исследованию. Человек надевает шлем с идущими к машине проводами. На груди укрепляется портативный рентгеновский аппарат. Руки прижимаются ремнями к подлокотникам кресла. Затем…
— Электрический стул, — произнес кто-то в зале. Послышался деланый смех.
— Нет, — сухо сказал Эванс — Это не электрический стул. От электрического стула может спасти помилование. Мой же аппарат определяет то, от чего нет и не может быть помилования… Итак, когда подготовка закончена, нужно повернуть этот рычаг — и аппарат начинает действовать. В течение трех секунд он проводит комплексное исследование организма. Рентген, анализ биотоков, электронный анализ крови… И так далее — вас, разумеется, не интересуют детали. Затем перерыв на две минуты — и повторная серия тех же анализов. Две минуты — ничтожный промежуток времени для врача. За две минуты человек не заметит сколько-нибудь существенных изменений в организме. Но машина — не человек. Она замечает. Она замечает даже самые ничтожные изменения. Две серии анализов поступают в счетно-решающий блок машины. Здесь они сравниваются, и машина определяет, что и в каком направлении изменилось в организме человека за две минуты…
Эванс выдержал паузу. Зал настороженно молчал. Монотонно жужжал вентилятор.
— Повторяю, машина предельно чувствительна. Она замечает все. Скорость образования камней в желчном пузыре. Скорость отложения холестерина на внутренних стенках сосудов. Скорость изнашивания сердечной мышцы. Скорость роста злокачественных опухолей. Более того, — голос Эванса приобрел металлическое звучание, — более того, машина экстраполирует полученные данные. Например, определив скорость изнашивания сердечной мышцы н учитывая исходное состояние сердца, машина вычисляет срок, через который резервы сердца будут исчерпаны…
В зале зашумели. Эванс поднял руку. — Я прошу извинить меня, — сказал он со скрытой издевкой, — если мое объяснение слишком сложно. Я стараюсь изложить основной принцип, не вникая в детали.
Эванс словно не замечал впечатления, которое его разъяснения производят на попечителей. Он говорил теперь скучноватым, невыразительным голосом:
— Машина учитывает и дополнительные данные. Оператор вносит в программу, по которой работает машина, соответствующим образом зашифрованные данные об образе жизни и привычках подвергающегося исследованию человека. Для этого разработана специальная анкета. Она включает данные о профессии, потреблении алкоголя, наркотиков… Словом, машина получает все мыслимые сведения. Поэтому ошибка в ее показаниях, как установлено опытной проверкой, обычно не превышает шести — восьми процентов. Прошу вас обратить внимание на циферблат индикатора времени, — он показал на большой диск на передней панели машины. — Итоговые сведения фиксируются на этом приборе. Циферблат градуирован в годах, и стрелка показывает оставшееся человеку время… Я продемонстрирую это сначала без человека. Вот так…
Не обращая внимания на глухой шум в зале, он движением маховичка привел в действие индикатор времени. Тонкая стрелка дрогнула. Моментально наступила абсолютная тишина.
Стрелка двигалась по диску индикатора медленно, рывками. И каждый раз, когда она перескакивала с деления на деление, раздавался громкий отрывистый звон. Он звучал безжалостно и неотвратимо, как удар бича, как выстрел в гнетущей тишине. Эванс видел лица попечителей, ставшие вдруг серыми, неестественно бледными. Эти люди считали, что все можно купить. Но Время было неподкупно! И он, Эванс, показал им сейчас силу Времени. От этой мысли он вновь почувствовал прилив веселой злости.
А стрелка медленно ползла по диску индикатора..
— Хватит… — едва слышно произнес кто-то в зале. Эванс остановил индикатор.
— Продемонстрированная машина, — сказал он с нарочитой скромностью, — представляет собой лишь опытный образец. Она еще недостаточно совершенна. Надеюсь, что в результате дальнейшей работы удастся существенно повысить точность показаний. Я ожидаю, что машина будет определять оставшийся срок жизни пациента с точностью до нескольких недель. Разумеется, чем старше пациент, тем более точные показания можно получить на этой машине.
