— Вы хотите сказать, что представляли себя королевой Елизаветой?
Молли сердито взглянула на него.
— Нет. Конечно, нет, — фыркнула она. — Это были совершенно другие фантазии.
— Другие? Какие же?
Опасное напряжение сгустилось в помещении, наполнило воздух, который она вдыхала, заставило ее сердце биться чаще, обострило все чувства…
Она торопливо отвернулась от кровати, от дамасской парчи, от манящих белых простыней, стараясь не видеть — столь живо — себя, лежащую на узкой девичьей постельке, разгоряченную фантазиями о подобном роскошном ложе. Но нет. Мечты сильнее — и вот она уже мысленно лежит, обнаженная, со своим возлюбленным, он ласкает и целует ее, ароматы летнего вечера вливаются через открытое окно, угли в камине, который он разжег, чтобы согреть ее, обнаженную, подернулись золой, и ее согревает жар разделенной страсти и горячее тело пылкого возлюбленного…
Ее ужаснуло, насколько легко сейчас перенести эти давние образы из полузабытой уже мечты в реальность, в эту спальню, в эту постель. Охваченная трепетом, она отвернулась от Алекса.
В камине сложены дрова — достаточно поджечь их; окна открыты навстречу сгущающимся сумеркам. Два больших оловянных канделябра стоят на дубовом сундуке у окна.
Очень часто в своих тайных девичьих фантазиях она представляла себе, как ее возлюбленный медленно задувает пламя именно таких свечей, как столь же медленно и неторопливо раздевает ее, целуя каждый дюйм обнажающейся кожи, как гладит тело, дразнит его, доводит до возбуждения, заставляет ее кричать от мучительной смеси страсти и восторга…
— Так что же за фантазии? — тихо повторил Алекс.
У Молли пересохло в горле. Она смотрела и смотрела на Алекса. Что-то в его глазах, во взгляде гипнотизировало, лишало ее воли. Тяжелые, громовые удары сердца сотрясали все тело.
Не ваше дело, собиралась сказать Молли, но слова, похоже, перестали слушаться ее и плавно потекли, словно вырываемые из уст некой магической силой, над которой она не властна.
— Те фантазии, которые бывают у каждой девочки-подростка… о мужчине, который когда-нибудь станет ее возлюбленным. Я начиталась исторических романов, так что мой возлюбленный… — Молли смешалась. Ее взгляд останавливался то на Алексе, то на кровати под балдахином. — Я воображала, как мы занимаемся любовью именно в такой комнате… именно в такой постели, — запинаясь, проговорила она. — В полутьме, при мерцании свечей и потрескивании камина: он зажег его, чтобы согреть нас, хотя… Мы пьем красное вино, выдержанное и сладкое, и оно льется на мое вечернее платье и на мою кожу…
Молли мечтательно закрыла глаза, почти забывая, где и с кем она, поддаваясь усыпляющему, гипнотическому звуку собственного голоса и власти чувственных ВОСПОМИНАНИЙ, которым она дала волю.
— Мы медленно, с поцелуями и лаской, раздеваем друг друга… — Внезапная дрожь пробежала по ее телу.
В те дни фантазии не заходили дальше ласк и поцелуев, а сейчас…
Ее взгляд беспомощно блуждал между кроватью и мужчиной, который стоял, прислонившись к двери. Раздетый, он бы являл собой более мужественного и сильного любовника, чем тот, что не давал покоя ее воображению. Не мальчик, а зрелый мужчина. Как и она сама — зрелая женщина. Все ее тело затрепетало от горячей волны чувственности.
— Мне… мне пора, — внезапно охрипшим голосом проговорила она. — Моя статья…
— Подождет. Следующий номер газеты выходит только через три дня, — напомнил ей Алекс.
— Я хочу вернуться, чтобы взять интервью у бродяг, послушать их рассказы…
— Не получится. Полиция намерена оцепить весь район, — спокойно возразил Алекс.
— Что… что вы делаете?.. — неуверенно спросила Молли, когда он неожиданно повернулся, запер дверь спальни, спрятал железный ключ в карман и направился к камину. Он ответил ей, лишь когда опустился на колени и чиркнул спичкой.
— Подобные фантазии были и у меня, еще мальчишки. Только в моих фигурировала милая, чувственная девушка с золотистыми глазами. Ее локоны рассыпались по подушке, когда мы отдыхали после любовных игр, а глаза, в которых временами бывала ярость тигрицы, становились ласковыми, словно у котенка.
Он зажег свечи в канделябрах. Ошеломленная, Молли следила, как танцуют тени на стенах.
— Моя возлюбленная была тонка и грациозна, словно нимфа, с шелковистой кожей и сахарными устами. Она вся отдавалась любви и удовольствию… А ваш? — спросил он, подходя к ней ближе.
Должно быть, от угарного дыма свечей и пылающих поленьев у нее закружилась голова, решила растерявшаяся Молли, когда его руки сомкнулись вокруг нее. Она не противилась.
— Мой… — начала она. — Мой…
Она обнаружила, что повторяет слова в его губы, которые нежно и удивительно сладостно дразня и лаская ее, заставили приоткрыть рот, и его язык проник внутрь, даря еще большую ласку.
— Этого не было в фантазиях, — запротестовала она.
— Не было, — с легкостью согласился он, поднимая ее на руки и неся к кровати.