В полдень, на Белых прудах - [137]

— Ну Кравцовой, а что? — вопрошающе посмотрел на Матрену Митяй.

— Родственникам угождаешь, Дмитрий Иванович?

Митяй сызнова нахмурил свои желтые косматые брови, но, к изумлению Матрены, ответил спокойно:

— Ты свободна, Булавина, у меня к тебе дел больше нет и вопросов тоже, — и повернулся к молодому человеку в шляпе.

Тот сочувствующе кивнул головой:

— Ну и люди же у тебя, скажу, Дмитрий Иванович!

Он произнес это тихо, но Матрена услышала.

— А вы, простите, кто будете? Если из районного начальства, так что ж так себя ведете? — обратилась она к молодому человеку в шляпе.

Тот явно опешил:

— Как я себя веду? По-моему, обыкновенно, как все.

Матрена с этим не согласилась:

— Вы людей и себя балуете, да-да!

Митяй криво передернул ртом:

— Давай, Булавина, только без оскорблений. Не то ведь и за личность придется отвечать.

— За эту? — кивнула Матрена на молодого человека в шляпе. — Он разве личность? — Она усмехнулась: — Не-ет, вот ты у нас, Дмитрий Иванович, личность, это точно: девку в свое время уломать не смог, а теперь ей мстить… Честь тебе и хвала!

День давно уже перевалил за свою половину, он был светлый и солнечный. Матрена вышла из правления и побрела в сторону птичника. На душе муторно — жить не хочется. Ах, Митяй Митяй, ах, черт лысый, надо же, как он из нее, Матрены, кровь сосет! Медленно, но уверенно! И никакой на него управы… Эх, скорее бы уж возвращался Фомка, он ее в обиду не даст, это точно!

Вспомнив о муже, она тотчас подумала о доме. Нельзя, чтобы он пришел в развалюху, скажет: недосмотрела. Она бы, конечно, могла и не браться за это непосильное дело, да некуда было деваться, нынешней зимой старое жилье вдруг покосилось, обрюхатело. Не кто-нибудь, не она сама, не дети ее (олухи они этакие, и глаз в Кирпили не кажут!), а именно люди уберегли ее, предупредив, мол, уйди, Матрена, из этой избы, послушай разумного совета, а то она придушит тебя и пикнуть не даст) они как в воду смотрели, ранней весной дом и завалился, не выдержал больше). А тут кстати сын Владимир деньжишек подбросил, она, Матрена, и соблазнилась: с людской помощью строительство дома вытянет, тем более что дом-то она затеяла небольшой (зачем ей, спрашивается, лишние хоромы — балы устраивать не собирается, компаний к себе водить тоже, зачем?). Хоть и с трудом, но приобрела кирпич, лес. Ей быстро вывели стены, поставили крышу. Осталось лишь помазать.

Думая обо всем этом, Матрена поймала себя на мысли, что снова забыла, какой нынче день. И все же? А-а, да, среда. Она так и Каширину сегодня сказала, он после этого пораздумывал и пообещал в пятницу приехать в Кирпили, чтоб, значит, разобраться в ее деле. Матрена задумалась: успеет подготовиться к мазке или нет? Успеет, никуда не денется. Только бы народ ее не подвел и сошелся дружно, не отказав в помощи. Погоди! Погоди! А что это Митяй ей о людях сейчас говорил: мол, если они не придут к ней, освобождать их больше не станет? Что он имел в виду? Погоди! Погоди! Не думает ли Митяй, что ему удастся подбить колхозников на свою сторону, чтоб те не шли к ней на мазку? Э-э, нет, ему этого не сделать, старую воробьиху на мякине не проведет, черт лысый!

Анюта уже управилась и ждала напарницу. Она стояла на выходе из летнего база.

— Ну что, — спросила девчонка Матрену, когда та подошла к ней вплотную, — видела, теть Матрена, Ивана Алексеевича, говорила с ним?

— Лучше бы не встречалась! — буркнула Матрена. — Тряпка он, а не мужик!

Анюта виновато потупила глаза:

— Я же вам говорила, теть Матрена, не надо из-за меня… А то и вам ни за что и ни про что перепадет. Уже, наверное, перепало?

— Мне? — Матрена взбодрилась: — Не было такого и не будет! — Она помолчала. — Ничего, Анюта, ничего, девочка моя, живы будем — не помрем!

Анюта улыбнулась: вот такая, мол, вы, теть Матрена, мне больше нравитесь.

— Значит, завтра я в полевую? — спросила она чуть погодя.

— И не думай! — категорически запретила ей Матрена. — Завтра отдыхай, а в пятницу с утра на птичник и делай свое дело.

— Теть Матрена, Матрена Савельевна, вы что же, договорились с Иваном Алексеевичем?

— Не договорилась, нет, девочка моя, и с чертом лысым тоже общего языка не нашла, но это… — Матрена приблизилась к Анюте, прижала ее к себе, словно дочь родную: — Ты не волнуйся, девочка моя, не волнуйся, все будет в порядке. Матрена Булавина тебя в обиду не даст. А теперь иди, иди домой и отдыхай, ты устала, бедненькая, вчера и нынче крутилась, как белка в колесе, да еще и просвиданничала полночи.

— Ну что вы, теть Матрена, — засмущалась Анюта, — какие полночи? Всего-то ничего и побыла с Климом.

— Влюбленные часов не наблюдают! — продекламировала вдруг Матрена и засмеялась своей же шутке. Анюта тоже развеселилась. «Что ж я девку задерживаю?» — подумала Матрена.

— Иди, Анюта, иди домой, — напомнила она.

Но напарница и думать не думала уходить.

— Теть Матрена, Матрена Савельевна, можно, я с вами еще немножко побуду? — заупрашивала Анюта. — Мне с вами хорошо, правда! Давайте песню вместе споем, ну нашу, общую, а, теть Матрена? Ра-асцвета-али яблони и груши…

Матрена хотела было ругнуться, мол, ну почему она такая непослушная, почему с первого слова не понимает того, о чем ей говорят, но махнула: