В поисках выхода - [7]

– И словом тоже. Но я тебе и еды добуду, и патронов принесу – не обещаю, что завтра, но через неделю-другую…

– Послушай, голубь мой лысый, – став предельно серьезным, перебил его Стенька. – Тебе, видать, «выжималка» и мозги хорошо выкрутила. Ты сам-то подумай, что говоришь? Что ты мне принесешь через неделю-другую? Костей своих горстку?.. Вот смотри. Ну, допустим, отпустил я тебя. И куда ты сунешься? У тебя дом есть? Если твоим домом корабль летучий был, так он тю-тю, сам же ты его и грохнул. И что теперь? Куда пойдешь-то?

Плюх отчего-то твердо знал: говорить про Илону и Блямса «рабовладельцу» нельзя, равно как и спрашивать, где находится Новоромановск. Он доверял своей интуиции, которая на вступительных испытаниях в Академию была оценена в восемь баллов из десяти возможных, а она буквально вопила ему: «Даже не вздумай!» Ученые теперь тоже отпадали – где их искать? Да если бы и удалось, ничем бы они ему помочь не смогли. Их стоит обязательно найти, но потом, после выполнения главной задачи. Правда, осталась их лаборатория… И разведчик ляпнул:

– Пойду в лабораторию ученых, буду жить там.

– О! – сделал удивленный вид Стенька. – Как ты и докумекал-то до такого? Я бы не смог… – Но тут же тон «рабовладельца» сменился, став грубым и жестким. – Ты что, и впрямь считаешь, что один такой умный? В лабе теперь живут «Контактеры» и хрен кого подпускают ближе, чем на расстояние выстрела. Так что если я тебя отпущу, то ты, особенно такой, как сейчас, да еще и безоружный, протянешь самое большее до ночи. Я бы даже поспорил с тобой, только вот, опять, резону мне никакого. Поэтому выбрось из своей перекрученной лысой башки все мысли о свободе – она для тебя то же, что и смерть. И скажи спасибо мне, что приютил тебя. А теперь все, хватит лясы точить – вон, люди уже подтягиваются.

Глава 3

«Рабовладельцев» собралось на охоту не так уж и много – человек двадцать. У остальных, возможно, еще была еда, или же они предпочли другую «охоту» – на двуногую добычу. Собственно, Плюху было все равно – он уже не просто едва держался на ногах от боли, но находился в некоем полубреду: то видел людей и окружающую местность отчетливо, то словно сквозь мутную завесь, а порой в мозгу возникали картинки и вовсе не имеющие к действительности никакого отношения. Так в одном из семи рабов, взятых «рабовладельцами» на охоту, он вдруг узнал Илону и бросился к ней с воплем отчаянья. Но повернувшийся на крик человек оказался вовсе не Илоной, а… Шершнем.

– Тебя же убили!.. – пробормотал косморазведчик.

– Ну так что? – ответил сталкер. – Думал, теперь и должок отдавать не нужно, так-на? Пока мне спирт не вернешь, я с тебя не слезу.

Шершень и правда вскочил вдруг на плечи разведчика и запел, постукивая каблуками сапог по бокам Плюха:

– Эх, тачанка-ростовчанка, наша гордость и краса!.. Потом Шершень неожиданно исчез, но сапоги продолжали стучать по ребрам:

– Эй, ты! Хорош придуриваться!

– Я не при… – начал разведчик и провалился во тьму.

Первым, что услышал Плюх, выходя из очередного забытья, был женский голос:

– Говорила же тебе, рано его еще трогать!

«Кто это, – застучало в голове у косморазведчика частыми болезненными молоточками, – Илона?..»

Он уже собрался с силами, чтобы разлепить веки, но тут женщине ответил мужчина:

– А я тебя, Зинка, не спрашивал, трогать его или нет. Вот когда спрошу…

– Поздно будет спрашивать, когда он помрет.

– А ты не каркай мне тут, голубица! Иди, вон, картошки лучше свари. Да крапивы брось для навара.

Плюх все-таки открыл глаза. Увидел сначала, как Стенькина жена вынимает из полупустого мешка три картошины, а потом, с усилием повернув голову, – и самого Стеньку, рассматривающего его печальным взглядом.

Заметив, что он очнулся, «рабовладелец» вздохнул:

– И нахрена я тебя из «выжималки» доставал? Теперь только и делаю, что на себе таскаю да кормлю задарма.

– Я же просил… отпусти… – прохрипел Плюх.

– Я тебя лучше на котлеты порублю, когда со жрачкой совсем хреново станет.

– Из меня плохие котлеты… жесткие…

– Всяко мягче, чем из «богомола».

– Из «богомола»? – напрягся косморазведчик.

– А кого ты в прошлый раз ел? Его, родимого. Плюх почувствовал спазм в желудке.

– Какого… именно?..

– Я у него имя не успел спросить, перед тем как стрельнуть. Ты, голубок, давай, дурнем-то не прикидывайся. Все равно будешь у меня и на охоту бегать, и сталкеров обирать. Два дня тебе еще даю отлежаться, не считая этого. Два, слышал? Не больше. Если не оклемаешься, Карасю отдам. Он банку тушенки и флягу спирта за тебя предлагал. У него рабов двое, вот он тебя им и скормит.

Когда мужчина задул лучину, и они с Зинкой поднялись наверх, Плюху стало немного полегче. Нет, тело по-прежнему болело внутри и снаружи, но темнота и одиночество принесли некоторое умиротворение.

«Два дня – это хорошо, – подумал Плюх. – Это много, целая вечность». Он был уверен, что за такой срок не сможет подняться и пойти на охоту. Он не являлся медиком, но чувствовал, что его внутренние повреждения не настолько безобидны, чтобы пройти за два дня, да еще без лечения. Плюс к этому сломаны несколько ребер, которые тоже за столь короткое время не срастутся. Так что если Стенька не шутил насчет Карася, через пару суток он станет кормом для незнакомых людей.