В поисках совершенства в мире искусства. Творческий путь отца Софрония - [49]

Очень интересовала меня мастерская, где раздавался стук молотков, скрип пил, громыхание и лязг железа. Это была мастерская Владимира Евграфовича Татлина. ‹…› В мастерской Татлина было шумно и весело, несмотря на голодное, холодное и тревожное время»[193].

Следует упомянуть также мастерскую А. Родченко, который преподавал «Конструкцию». Его программа 1921 года состояла из двух секций: конструкция форм и цвета и конструкция живописного пространства. Первая секция включает упражнения в структуре с использованием геометрических форм в различных комбинациях, упражнения в цветовой гармонии и контрасте и совмещение обоих понятий для создания конструкции. Вторая секция была разделена на три части: форма, цвет и фактура. Для части «форма» структуры и планы изучались в различных комбинациях. Для части «цвет» цветовые построения должны были основываться на цветовом контрасте, взаимоотношении цветов, их насыщенности и особенностях текстур. Для части «фактура» использовались различные способы обработки поверхности: рельеф, размывка, полировка, процарапывание и эффекты, полученные в результате, особенно в весе, интенсивности, глубине и легкости. Для этих целей использовались механические инструменты.

В этом учебном заведении соблюдали четкий учебный план, и одновременно с этим оно функционировало как свободная академия. Среди студентов проводились дискуссии и семинары, в том числе и с привлечением общественности. Во время этих дискуссий поднималось и обсуждалось много идеологических вопросов. Особенно между художниками-абстракционистами. Эти собрания даже больше, чем сами занятия, оказали влияние на дальнейшее развитие художественной жизни.

Приложение 3. Сочинения В. Кандинского и отца Софрония

Сочинения отца Софрония насыщенны художественными образами. Он часто использует в своих сочинениях художественные метафоры.

У Кандинского и отца Софрония было много общего. Оба были из Москвы, что имеет особое значение, особенно для Кандинского, который любил этот город почти как человека. Они оба очень рано испытали духовные искания необычайной силы, и оба хранили это в тайне от других. Кандинский был православным христианином, и у него всегда на стене висела икона св. Георгия Победоносца, которая, между прочим, послужила главным источником вдохновения для его «Синего всадника». Кандинского часто изображают антропософом или даже приверженцем шаманства. Здесь не место обсуждать этот вопрос, но нам кажется, что его интересы объяснялись исключительно художественными мотивами. Приверженность Кандинского христианству видна из отрывков его сочинений, которые мы приводим ниже. Интересным является то, что они оба, и Кандинский, и отец Софроний находились в духовном поиске. Кандинский сумел реализовать себя в искусстве; отец Софроний в процессе своего поиска понял, что он должен пожертвовать своим искусством.

Как было сказано выше, оба они испытывали духовную жажду еще в детстве.

В. Кандинский: «Уже в детские годы мне были знакомы мучительно-радостные часы внутреннего напряжения, часы внутренних сотрясений, неясного стремления, требующего повелительно чего-то еще неопределенного, днем сжимающего сердце и делающего дыхание поверхностным, наполняющего душу беспокойством, а ночью вводящего в мир фантастических снов, полных ужаса и счастья»[194].

Отец Софроний: «С юных лет мысль о вечности усвоилась моей душе. ‹…› Подрастая, я все чаще возвращался к размышлению о бесконечном, о том, что пребывает всегда; ‹…› Вечен ли я, как и всякий другой человек, или все мы сойдем во мрак небытия?»[195]

В своих духовных поисках они шли удивительно схожими путями.

В. Кандинский: «Одна из самых важных преград на моем пути сама рушилась благодаря чисто научному событию. Это было разложение атома. Оно отозвалось во мне подобно внезапному разрушению всего мира. Внезапно рухнули толстые своды. Все стало неверным, шатким и мягким»[196].

Отец Софроний: «Вечное ЗАБВЕНИЕ, как угасание света сознания, наводило на меня ужас. Это состояние сокрушало меня; владело мной против моей воли»[197].

Эти мысли находили некое воплощение в их творчестве.

В. Кандинский: «Живопись есть грохочущее столкновение различных миров, призванных путем борьбы и среди этой борьбы миров между собою создать новый мир, который зовется произведением. Каждое произведение возникает и технически так, как возник космос, — оно проходит путем катастроф, подобных хаотическому реву оркестра, выливающемуся в конце концов в симфонию, имя которой — музыка сфер. Создание произведения есть мироздание»[198].

Отец Софроний: «Красота видимого мира, сочетаясь с чудом возникновения самого видения, — влекла меня. Но за видимою действительностью я стремился ощутить невидимую, вневременную, в моей художественной работе, дававшей мне моменты тонкого наслаждения»[199].

Однако для обоих духовная составляющая остается главной.

Кандинский: «Таков же ход и нравственной эволюции, имеющей своим первоисточником религиозные определения и директивы. Библейские законы морали, выраженные в простых, как бы элементарно геометрических формулах — не убивай, не прелюбодействуй, — получают в следующем (христианском) периоде как бы более гнутые, волнистые границы: их примитивная геометричность уступает место менее точному внешне, свободному контуру. Недозволенным признается не только чисто материальный проступок, но и действие внутреннее, еще не вышедшее из пределов нематериальности»