В поисках совершенства в мире искусства. Творческий путь отца Софрония - [20]

«Я не гнался ни за чем на этой Земле, кроме как к Вечному. Параллельно с этим я напряженно искал выражения в картине красоты, свойственной едва ли не всякому природному явлению. Тот период моей жизни кто-либо мог бы счесть полным вдохновения, но я вспоминаю его далеко не с любовью: я понял, что я предавался своеобразному “упокоению”, которое было по существу своему — самоубийством в метафизическом смысле»[94].

Позднее, когда эта борьба усилилась, он написал:

«Красота видимого мира, сочетаясь с чудом возникновения самого видения, — влекла меня. Но за видимою действительностью я стремился ощутить невидимую, вневременную, в моей художественной работе, дававшей мне моменты тонкого наслаждения. Однако настало время, когда усилившаяся смертная память вступила в решительную схватку с моей страстью художника. Тяжба была ни короткою, ни легкою. Я же был как бы полем борьбы, двупланной: благодать смертной памяти не снижалась до земли, но звала в возвышенные сферы; искусство же изощрялось представить себя, как нечто высокое, трансцендирующее земной план; в своих лучших достижениях дающее прикоснуться к вечности. Напрасными были все эти потуги: неравенство было слишком очевидным, и в конце победила МОЛИТВА. Я чувствовал себя удержанным между временной формой бывания и вечностью»[95].

Сергей уехал из Парижа, а его друг Леонардо Бенатов остался в городе еще на несколько лет, часто переезжая с места на место, судя по разным выставочным каталогам. Леонардо выставлял свои работы на тех же салонах, что и Сергей, и его карьера развивалась весьма успешно, так что он смог купить большое поместье в Шеврёзе, в маленьком городе на юго-западе от Парижа.

Участие в салонах

К середине 1923 года Сергей Сахаров уже смог предложить две картины для Осеннего салона[96]. В каталог вошли два его портрета: Портрет женщины и Портрет мужчины. Второй портрет был выставлен на продажу за 500 франков. Они висели в седьмом зале, где были представлены работы французских художников Виктора Дюпона, Сериа, Дориньяка и Бара-Левро. В этом году не было отдельной секции, посвященной русскому искусству.

На Осеннем салоне 1923 года проявилось кардинальное изменение во взгляде на искусство. Произошел решительный возврат к реализму. Выставленные произведения отличались серьезностью подхода и тщательностью письма. Помимо изобразительного искусства также неизменно была представлена секция урбанистики, где демонстрировались последние идеи и возможности в области архитектуры. На салоне 1923 года было три нововведения: первый этаж, где обычно находилась секция урбанистики, превратили в парк с живыми растениями и зеленью, там были выставлены скульптуры. Секцию же урбанистики переместили в прилегающие залы. Во-вторых, добавили кинематографическую часть под названием «Седьмое искусство». Однако, главной новинкой года было появление кулинарной секции. Каждый день посвящался особому французскому блюду. Поэтому вся выставка была пропитана кухонными ароматами, о чем пресса отзывалась с большим сарказмом.

Одна из секций салона всегда посвящалась художникам-мастерам прошлого и называлась «Ретроспектива». Среди художников этой секции на салоне 1923 года были такие имена, как Эль Греко, Энгр, Сезанн, Мане, Ренуар, Монтичелли, Гоген, Камиль Коро, Домье, Тулуз-Лотрек и Пюви де Шаванн. Относительно этого перечня художников газета «Л’Энтрасижан»[97] писала: «Полотна мастеров, воссоединенных в одном зале, всегда несут меланхолический оттенок встречи, во время которой разговор внезапно оборвался. Они словно люди, которым уже нечего сказать друг другу»[98]. Самыми крупными среди современных художников были: Ван Донген, Боннар, Ле Сиданэ, Аман-Жан, Морис Дени и скульптор Роден.

Известный художественный критик, Тьебо-Сиссон, в подробном обзоре отметил, что Осенний салон остается наиболее разнообразным и живым из всех существующих. Изначально Осенний салон представлял собой выставку авангардистов, со временем же он расширился, вобрав в себя разнообразные стили и направления. Далее Тьебо-Сиссон положительно отозвался о размещении работ, благодаря которому менее удачные полотна были перемещены в дальние залы и «последним оставшимся кубистам [был] отведен отдельный зал».

В своем обзоре седьмого зала Тьебо-Сиссон сначала остановился на представителях классического академического направления в живописи. Затем обратил свое внимание на работы Сергея и написал о них:

«Две маленькие картины Сахарова отличаются мягкостью и тонкостью, они напоминают Рикара и действительно заслуживают сравнения с ним»[99].

Луи Гюстав Рикар (1823–73) занимался изучением и копированием техники старых мастеров. Главными его работами были портреты, написанные в традиции старой школы. Позднее, после смерти, его стали считать предвестником символизма[100].

Отец Софроний рассказывал своим близким об этой выставке, когда он посетил Россию в 1965 году и восстановил общение с ними. Он упомянул, что очень влиятельный художественный критик написал несколько строк о нем в одной серьезной и крупной газете. Правда, вначале отец Софроний не придал особого значения этому упоминанию, пока ему не объяснили, что быть просто упомянутым среди двух тысяч четырехсот семидесяти девяти выставлявшихся художников — это большое достижение. А вдобавок к простому упоминанию заслужить комментарий — еще более значимо.