В поисках сердца спрута - [5]

на долгие годы вперед? Впрочем, ничего иного ожидать и не приходится. Со свойственной ему искрометной проницательностью г-н Пепел озвучил то, о чем многие размышляют.

Впрочем, довольно о тех, кто надувают свой пузырь самостоятельно. Последние акции Васи Пепла свидетельствуют о продолжающейся имитации творчества: от тискания в Интернете ромАнов с продолжениями до конкурса «садюшек» — «имени мине». Тут как бы не лопнуть при раздувании щек в саморекламных потугах. Предвидя то «амбрэ», которое распространится после этого неизбежного Большого Взрыва, не могу не посоветовать г-ну Пеплу — в духе «маятника Фуко»: «Вытащи пробку!».

Но и в деле лепки корифеев крестьянская соха самостийной инициативы все более уступает железному коню научно-организованного пиара. «Хотите кумиров? — Их есть у меня!» Но даже если живешь в лесу, молиться можно чему-то более осмысленному, нежели колесо и не пытаться при этом принимать жирафа за слона.

На самом деле все происходящее литературно-издательском деле является имитацией якобы западного процесса: мол, и у нас — все как у взрослых. Правда, с тем существенным отличием, что очередного властителя дум назначают едва ли не методом тыка и с немедленным присуждением всех возможных превосходных характеристик: и заснуть-де не сможете и оторваться — только с помощью армейского тягача. И автор — то ли шнобелевский лауреат, то ли интерпрессхатовский номинант. Одним словом, то ли сверхновая звезда на литературном небосклоне воспылала, то ли очередное солнце русской словесности взошло. Все же трудно быть уверенным, что взошло — «а в тюрьме моей темно» так же, как и раньше.

Вся эта суета вокруг дивана лишена цементирующего классического единства: публикуют одних, покупают других, зачитываются третьими и премии вручают четвертым. Когда все четыре категории внезапно и непредумышленно совпадают, то зрелище по красоте не уступает пресловутому «параду планет». Литературные короны, большей частью, разыгрываются по принципу: «на кого Бог пошлет».

4. Авторы в поисках персонажа

Кто-то хнычет, кто-то пишет…

Оба время тратят даром.

Л. Вершинин

Однако есть и некая тенденция — не все еще подчиняется брутальному золотому тельцу. К вершинам литературного «мейнстрима» все более возносят именно тех авторов, которые, по логике вещей, являются надгробными памятниками традиционной русской литературы.

Первым провозвестником грядущего заката русской литературы в частности и культуры в целом стал В. Сорокин. Он это не со зла, поймите правильно, такая уж у него планида — не может акула питаться фиалками. Сорокину достался от Бога (или был приобретен путем длительных тренировок) великолепный инструментарий — он безупречно владеет словом, стилистикой, сюжетом. Он умеет все, он настоящий виртуоз, который даже об отвратительном умеет писать увлекательно. Сорокин — Паганини текст-редактора и достиг, наверно, высшего уровня исполнительского мастерства.

Это его и губит — обладая столь великолепной техникой, он практически лишен вдохновения, божественного дара. Мастерство дошло до абсолюта и осталось бесплодным. Все им написанное — в большей степени игра ума, изготовление забавных уродцев совместно с горделивым самоупоением: «А я еще и так могу и этак!» Сорокин может сделать все, что угодно, но собственных значительных идей нет, и потому остается составлять мозаики из переосмысленных обломков творчества предшественников.

Так, например, в романе «Норма» подробно описывается всенародная советская копрофагия (не стану лишать читателя удовольствия заглянуть в толковый сдоварь, «Сердца четырех» — садопародия на шпионский роман, «Месяц в Дахау» — наоборот, мазохистическое оправдание интеллигентом тоталитаризма, «Настя» — рассказ о ритуальном каннибализме в лучших традициях русской культуры, «Тридцатая любовь Марины» плавно перетекает из эротического антисоветского повествования через советский производственный роман в передовицу «Правды». Безусловной вершиной творчества Сорокина является роман «Голубое сало» — стилизованный под фантастику и доводящий до неприятного читателю осмеяния и абсурда практически все достижения российской словесности. Желающие могут ознакомиться почти со всеми текстами В. Сорокина, выложенными в Сети.

В его представлении русская литература — не более чем компост для его собственного творчества, но Сорокин не столько продолжатель традиции, сколько ее могильщик. На самом деле, эта роль куда более позитивна, чем кажется первоначально — из-за названия. Было бы куда хуже, если бы смердящие останки стереотипов и штампов, вся словесная шелуха и шелупонь, оставались бы среди нас — Сорокин выполняет функцию санитара литературы и ассенизатора культуры. Если Хармс целенаправленно генерировал и воспевал абсурд, то Сорокину удалось саккумулировать в своих книгах и довести весь накопившийся за последние двести лет абсурд русской культуры до предела. Все это не менее увлекательно, чем свалка старых вещей на чердаке и столь же безжизненно.

У Сорокина есть все — и нет человека.

Кроме того, он слишком элитарен. Слишком попахивает выставкой в Манеже и прочими