Смысла нет ни в чем.
Нет смысла читать, а значит и писать книги.
Существование абсурдно и лишено какой бы то ни было цели. Не столько прогресс, сколько инерция развития. Природа не то чтобы не терпит пустоты, она, простите за каламбур, переполнена ею.
Нет смысла; ни в чем нет смысла, вряд ли он когда-то был и тем более не стоит ожидать его появления в будущем. Бог равнодушно смотрит на человека, видимо, ожидая взаимности и фиксируя приход, пребывание и уход. Он остается невозмутимым, ибо ни в том, ни в другом, ни в третьем нет смысла.
Выводы из вышесказанного каждый делает для себя сам — но смысла нет и в этом.
Зачем говорить, когда говорить нечего?!
Просто еще одна попытка культурного досуга, реализация основного права личности — выпендриваться. Того, кто запретит тебе выпендриваться — убей, пусть не выпендривается. Выпендриваться — идеальное определение для любого вида деятельности, ибо цель одна, а смысла все так же нет.
Хотелось бы верить, что когда-нибудь смысл появится. Жизнь от этого вряд ли улучшится, впрочем, я-то в ней и не участвую, так, наблюдаю со стороны. Я — в янтаре.
Причины этого не важны — оказавшись в обдирающем до крови бока лабиринте, надо принять его покорно и достойно, не мельтеша в поисках логики и выхода. Так ли важно: разукрасишь ли цветами и воображаемыми окнами серые стены или сядешь на людном перекрестке, наблюдая за прохожими, застывший, как муха в янтаре.
Мой янтарь — моя крепость. Очень удобно для самоутверждения: «Я — царь, ergo, живу один». Но в одиночестве это ничего не меняет, оно неизменно, как я сам и мой янтарь — форма жизни, но не отражение смысла.
Для заключенного в янтаре любовь и дружба не более чем проекции разноцветных картинок, иногда скрашивающих ожидание неизбежного.
Временами сам начинаю ваять иллюзии, строить и уничтожать миры, придумывать жизнь, скрываясь в отражениях и преломлениях подкрашенного цвета. Тогда ты — альфа и омега, единственный и неповторимый сюжет витражей этой вселенной, хозяин её зеркал и зазеркалья. В частоколе стекляшек забывается, что параллельные зеркала множат до бесконечности отражения предмета, лишь при том условии, что сам предмет существует.
Перестать выдумывать жизнь — все равно, что перестать жить. Равно и наоборот. Когда реальность исчезает, начинается придуманное бытие, на самом деле — единственно действительное.
Может быть, так и синтезируется иллюзия смысла жизни…
Но довольно о себе любимом; sapienti — sat…
Дерьмология как наука о текущем моменте
Мерзкая, знаете ли, штуковина — все хочется о соловьях, о грезах, бабах на худой — понимайте как хотите — конец, а момент все течет и воняет. И, что характерно, полным-полно наполеонов. Все мелкие такие, но шустрые и самоуверенные как большие. Вершина эволюции: ни задавить, ни дихлофосом попрыскать, как же-с, венец творения.
«К чему это?» — спросит почтеннейшая публика.
Да так, увертюра перед выходом на большую дорогу критики, где не обойтись без богатырской полемики, основательного потрошения добычи и, конечно, не без ворона мудрого, поклевывающего поутру свежатинку. Кое-кто в рязанских лесах может утверждать, что критик — это абортированный писатель, а по-моему — санитар природы, чтоб не порскала под ногами всякая нечисть.
Речь ведь не о решающих аргументах в споре о преимуществе попадьи перед свиным хрящиком, так просто — замечания по поводу некоторых идей. К примеру, бойкий exnostris Л. Гурский, заплодоносивший, судя по анонсам, за океаном как застоявшийся кролик. Пишет он с каждой книгой все лучше и лучше, так что не далек день, когда сравняется с Форсайтом или Кленси; в произведениях его, на мой взгляд детектива так же мало, как и фантастики, превалирует скорее некая странная, если угодно — кулуарная, осведомленность. Впрочем, она может быть легко объяснена тем, что автор озвучивает чужие мысли, как уже было в его ранней книге «Убить президента». Недопонявшим всё было разъяснено в послесловии Новодворской.
Этот стон, что по древнему недоразумению зовется у нас песней, звучал не раз: народ наш глуп и неспособен, «соль земли» не вправе довериться ему — выберет всякую шваль, а нам потом отдуваться, корячиться в подполье, узурпаторов уничтожая. Мы-то точно знаем, КТО этому народу нужен. А если население заартачится и не сможет из двух зол выбрать меньшее — в отставку его, болезное, по состоянию здоровья!
Ну и по традиции — спаситель многострадальной России из доблестных рядов ГБ; уж у него-то всё в порядке — где надо — горячо, где надо — холодно, а местами, возможно, и чисто. Мне уже приходилось писать о противоестественной тяге васисуалиев лоханкиных к человеку с «маузером». Плохо дело, если бывшие заключенные объединяются с надзирателями, но на самом деле положение ещё хуже, ибо из спарки коня и трепетной лани исстари толку не было.
С этой точки зрения интересно проанализировать сборник А. Мирера, точнее «Дом скитальцев», бесспорно лучшее произведение писателя. Знамо дело: плохие космические оккупанты, хорошие земные партизаны, замечательное подрастающее поколение и просто превосходные — конечно же! — чекисты.
