В поисках прошлого - [23]

Хорошая женщина, но твердо стоит на своем: что здесь можно, а чего она не потерпит. Разговаривала она не спеша и не стала задавать никаких личных вопросов, да и рекомендации просмотрела бегло. Что меня вполне устраивало.

Работа в ресторане кипела все время: к ленчу накрывали на сорок кувертов, столько же вечером. Меню оказалось не слишком изысканным, однако кормили здесь здорово — ничего особо выдающегося, зато порции огромные. По пятницам и субботам вечером в зале играло джазовое трио. Я не очень-то музыкален, не такой, как Фрэнк и Кэти-Мей, но живая музыка привлекала посетителей, так что в эти вечера ресторан был забит до отказа. Жители Данкреа оказались вполне дружелюбным народом, щедрым на чаевые: я зарабатывал гораздо больше, чем в Германии или во Франции. Одна беда — работа была тяжелая, утомительная, я так выматывался, что в свободное время по большей части отсыпался. За две недели я ни разу так и не выбрался на Трианак. Мне почему-то казалось, что я к этому еще не готов. Очень грустно.

Работа в Данкреа дала мне одно преимущество и имела один недостаток, но это я понял только потом: я мог свободно бродить по городку, не вызывая излишнего любопытства, но при этом не имел понятия, кто из посетителей «Провендера» живет на Трианаке. При всей своей неопытности я был уверен, что, работая официантом, сохраняю некую анонимность. Первое, чему обучаешься на этой работе, — избегать смотреть клиенту в глаза. Ты всего лишь прислуга, просто принимаешь заказ, и никто тебя, в сущности, и не замечает. Если, конечно, не прольешь суп на колени посетителю. Но уж такого-то я никогда бы не допустил.

И еще в одном мне здорово повезло. Редакция местного еженедельника — тиражом около трех тысяч — размещалась в двух шагах от ресторана. Называлась газета «Данкреа лиснинг пост», и сотрудники воспринимали этот орган информации весьма серьезно. Я, видимо, несколько тормозил, потому что только через пару дней вспомнил, что при всякой газете имеется архив. Сотрудница в приемной оказалась достаточно доверчивой, чтобы поверить мне, когда я рассказал, что учусь в Оксфорде и работаю над курсовой по английскому, — должно быть, это произвело на нее большое впечатление, потому что она просто из сил выбивалась, чтобы мне помочь. Очень добрая женщина, мне даже было стыдно, что я ей наврал — или почти наврал.

В последующие дни я регулярно наведывался в редакцию, как только выдавалось свободное время, и просматривал архивные материалы. Я думал, что старые выпуски уже переведены на пленку, в микрофильмы или микрофиши, но оказалось, что они хранятся в виде переплетенных подшивок, помесячно и по годам. Это, конечно, замедляло поиски. Сосредоточиться было трудно, отвлекали всякие местные сплетни и курьезы. Ничего хоть отдаленно способного меня заинтересовать не обнаруживалось, пока однажды я не бросил всю эту возню, удалился в свою розовую комнату и разработал четкий план военных действий. Я перестал просматривать старые выпуски наугад и начал работать по системе. Во-первых, попытался установить, когда мы уехали из устья реки. Используя свой день рождения в марте в качестве отправной точки, я примерно установил дату нашего отъезда. Понадобилось несколько раз посетить архив, прежде чем я нашел маленькую заметку о яхте, разбившейся на скалах Бэлтибойз. Единственная причина, по которой я решил, что это, видимо, о Джоне Спейне и моем отце, заключалась в том, что в заметке говорилось о «рыбаке, который вышел на помощь тонущему и сам погиб в море». По имени никто назван не был. Это само по себе было странно, — в других статьях имена и биографические данные были рассыпаны весьма щедро. Я сидел неподвижно, ощущая поток ледяного воздуха, овевающего голову. Никаких имен. Никаких подсказок, за исключением полной невероятности, что инцидент, подобный тому, в котором погиб мой отец, мог произойти дважды в одном и том же году, не говоря уж — в одном и том же месяце.

Я тщательно просмотрел все газеты за две недели до этого случая и за две недели после. Все, что хоть отдаленно было связано с ним, сводилось к трем происшествиям: одно случилось до инцидента, еще два после него. Я понимал, что это всего лишь местный макулатурный листок, к тому же еженедельный, в котором больше внимания уделяется сельскохозяйственным выставкам и местным знаменитостям, а не чему-то еще; однако следовало признать, что в конце сентября десять лет назад в районе Данкреа произошло нечто крайне подозрительное. Потом я сравнил более ранние сообщения с более поздними и понял, что «Лиснинг пост» и в подметки не годится общенациональным таблоидам: никакой погони за сенсациями, никаких даже самых смутных и неопределенных признаков возбуждения. Создавалось впечатление, что газетенка очень заботилась о репутации людей, о которых писала. Согласен, если всю свою жизнь живешь в одном и том же месте, это действительно важно, поскольку здесь все знают всех. По словам миссис Кронин, «в наших местах каждый знает, что у тебя на завтрак, еще до того, как ты откроешь холодильник». Если так, то нет и необходимости публиковать имена, тем более приводить какие-то яркие детали. И все же сообщение о женщине, которую обнаружили мертвой в ее собственном саду, — не было названо ни ее имя, ни адрес, — поразило меня: нельзя же доводить респектабельность до такого абсурда! Потом я сделал кучу фотокопий разных газетных материалов, которые, как мне казалось, имели отношение к делу, и забрал их с собой для последующего изучения. К моему удивлению, большая часть из них, как потом выяснилось, стала мелкими деталями головоломки, пазла, который заставил меня здорово поволноваться.