В поисках Клингзора - [23]

Элизабет стала добиваться от него отчетов обо всех делах и перемещениях за день. Три основных вопроса — куда ходил, зачем и с кем — она заучила наизусть и произносила безошибочно, как «Отче наш». Любое случайно сорвавшееся с языка лишнее слово, противоречивое замечание или непонятная обмолвка немедленно влекли за собой подробный допрос, который мог длиться часами и, в лучшем случае, завершался по телефону после возвращения Бэкона в Принстон. Все его поступки, не относящиеся к категории «для любимой женщины», сами собой попадали в разряд «против любимой женщины». В понимании Элизабет, научные конгрессы, учебные занятия, работа в институте лишь служили Бэкону формальным алиби, а по сути были проявлениями неверности.

Уже не раз задавал он себе вопрос, почему терпит эти тюремные порядки, унизительные допросы. Долго искать ответа не приходилось: просто он чувствовал себя виноватым. Несмотря на вспышки озлобленности, Элизабет верила ему; получалось, что ее наигранные сцены ревности на самом деле имели основание. Ему хотелось, как он и признался в разговоре с фон Нейманом, чтобы в отношениях с невестой ничего не менялось.

В конце марта 1942 года фон Нейман сообщил Бэкону, что достопочтенный профессор Курт Гедель через несколько дней представит на заседаниях ученого совета института свои новые работы. Как раз в эти дни Бэкон обещал Элизабет съездить вместе в Филадельфию. Выслушав от него новость, а также объяснения важности предстоящего события и предложение перенести поездку на следующий месяц, она просто послала жениха к черту вместе с его дурацкой работой… Элизабет не раз грозила разрывом, но потом всегда сама искала встречи, так что в данном случае Бэкон решил даже не оправдываться. Его интерес к Геделю был слишком велик, чтобы обращать внимание на женские капризы. Ему даже подумалось, что неплохо бы отдохнуть от нее недельку-другую и заодно хорошенько подумать о своем двусмысленном положении.

— Мне правда очень жаль, Элизабет, — сказал он в завершение их разговора по телефону, — но я не могу не присутствовать на ученом совете.

Профессор Гедель был невзрачным, худым как жердь человеком с лицом, похожим на морду опоссума или мускусной крысы. Он обладал гениальным логическим мышлением. Десять лет назад, опубликовав одну только статью, он потряс основы современной математики, а спустя восемь лет Институт перспективных исследований принял его в число постоянных сотрудников.

На протяжении двух тысячелетий математика оставалась для человечества самым точным и совершенным инструментом, применяемым миллионами людей в повседневной практической деятельности, но имелась ли полная уверенность в том, что в ее безграничной универсальности не содержится разрушительное начало, какой-нибудь вирус или грибок, который может занести заразу во все, что достигнуто с ее помощью?

Греческие математики, открыв парадоксы, первыми заподозрили опасность. Зенон[29], а позднее и другие исследователи обнаружили, что строгое применение логики в решении арифметических и геометрических задач иногда приводит к бессмысленным или противоречивым результатам.

В 2900 году профессор Геттингенского университета Давид Гильберт[30] выступил на открытии математического конгресса в Париже с докладом, известным с тех пор как «Программа Гильберта».

— Программа Гильберта стала библией математиков и логиков всего мира, — объяснял фон Нейман в разговоре с Бэконом. — Решение даже одной из поставленных в ней проблем принесло бы счастливчику всемирную славу. Представляете, что тут началось? Сотни молодых ученых во всех уголках мира ломали голову над Программой Гильберта. Все словно помешались… В конце концов с одной из проблем справился Гедель в 1931 году. Его имя тогда было почти никому не известно. В опубликованной им статье под заголовком «О формально неразрешимых теоремах в „Principia Mathematica“[31] и подобных системах. Часть I» Гедель, не оставляя места сомнениям, утверждал, что в любой системе, будь то наука, язык общения или личность, существуют формулы и утверждения, которые являются правдивыми, но не могут быть доказаны. Какие бы усилия ни прилагало человечество, обогащая и совершенствуя свои познания, в них всегда отыщутся незаполнимые пробелы и пустоты, противоречивые доводы, прорастающие сорняками сомнений в благоухающем саду цивилизации. Теорема Геделя совершила в математике такой же переворот, что и теория относительности Эйнштейна и квантовая теория Нильса Бора — в физике: эти науки перестали быть точными, перестали являть собой системы неопровержимых законов. Открытие Геделя сделало истину еще более своенравной и неуловимой…

Распростертое тело Вивьен выделялось темным рельефным пятном на белой простыне. Она постучалась к Бэкону вскоре после наступления сумерек. Открыв дверь, он увидел на сливающейся с ночью черной коже ее больших рук блестящие капельки мелкого дождика, упорно моросившего весь день. Всего три дня прошло с того неприятного телефонного разговора с Элизабет, когда Бэкон сообщил о своем решении отказаться от поездки к ее родителям в Филадельфию и вместо этого присутствовать на лекциях Геделя. Тогда же он дал себе слово, что перестанет встречаться с Вивьен. Однако при ее появлении не смог противостоять соблазну и теперь, нежно касаясь губами мочек ее ушей, вспомнил о своем обещании без всякого сожаления.