В поисках Джейка - [6]

Когда голова этого человека вспорола вершину холма, я сразу увидел, что его лицо искажала идиотская воинственная гримаса оскал делал его похожим на готового кинуться пса, а храбрость была, видимо, та же, с какой неслась в атаку на врага Легкая Бригада[2].

Его красный мундир был расстегнут, полы метались вокруг, словно языки пламени. Привстав на стременах, он склонился над гривой коня, держа поводья в левой руке, а вскинутой над головой правой сжимал свой прекрасный меч, который посылал длинные искры прямо мне в глаза. Его конь стремительно приближался, уже было видно, как надуваются жилы под его белой шкурой, выкатываются в безумном конском желании глаза, слюна свисает с удил, раздирающих оскаленный рот, было слышно, как гремят копыта по заброшенному асфальту уилсденского железнодорожного моста.

Солдат не издавал ни звука, хотя его рот был раскрыт так, словно он захлебывался прощальным криком. Он скакал, высоко подняв меч, точно гнал воображаемого врага, направляя своего коня вниз по Доллис-Хилл, мимо японского ресторана и магазина пластинок, мимо салона по продаже мотоциклов и мастерской по починке пылесосов.

Вот он пронесся мимо меня, ошеломительный, тупой и неуместный. Он проехал между мною и тобой, Джейк, так близко, что капли его пота бусинами упали на меня.

Я представляю, как он стоял на карауле, когда в мироздании случился катаклизм, и он, ощутив, что королева, которой он присягал на верность, либо мертва, либо ничего больше не значит, осознав, что его помпа в умирающем городе тоже бессмысленна, а его самого много лет напрасно учили бесполезным вещам, решил хотя бы раз в жизни повести себя так, как положено солдату. Так и вижу, как он, гремя шпорами, мчится галопом по притихшим улицам центрального Лондона, тем стремительнее, чем сильнее поднимается в нем гнев против собственной ненужности; вот он отдает поводья коню и позволяет ему бежать, куда тому вздумается, чувствует, как тот шарахается от странных новых обитателей неба; наконец, конь переходит на ровный галоп, и тогда всадник, чтобы доказать, что он может сражаться, выхватывает свой меч и уносится на своем скакуне в равнины северного Лондона, чтобы либо пропасть там, либо погибнуть в бою.

Я наблюдал его галоп, онемев от потрясения.

А когда я обернулся, Джейк, когда я обернулся, то тебя, конечно, уже не было.

Как я отчаянно искал тебя, как звал и как рыдал потом, ты можешь представить сам. От моей гордости и так уже ничего не осталось. Скажу лишь, что это продолжалось долго, хотя я, едва ощутив твое отсутствие, сразу понял, что больше тебя не найду.

Наконец я добрался до Килбурна, где, проходя мимо Гомонта, поднял голову и увидел его неоновые вывески, броские и ужасающие в своей банальности. Они и сейчас горят на нем, как тогда и как много месяцев подряд, но сегодня я, наверное, все же откликнусь на их призыв.

Я не знаю, куда ты пошел и как произошло твое исчезновение. Я не знаю, как вышло, что я тебя потерял. Но разве мои поиски места, где можно спрятаться, и сообщение на фасаде Гомонта могут быть совпадением? Хотя это вполне может оказаться обманом. Или игрой. Или ловушкой.

Только знаешь что? Я устал ждать. Устал гадать, что случилось. Поэтому сейчас я расскажу тебе, что я сделаю. Сначала я допишу это письмо — теперь уже совсем скоро — и положу его в конверт, на котором напишу твое имя. Наклею марку (хуже не будет) и выйду на улицу — да, прямо сейчас, среди ночи, — чтобы опустить письмо в почтовый ящик.

Что будет потом, сказать не могу. Я ведь совсем не знаю правил этой жизни. Может статься, в ящике живет теперь чудовище, которое сожрет письмо, едва оно упадет в щель, или, наоборот, ящик выплюнет его в меня, а может быть, оно будет размножено сотни раз и расклеено по всем витринам Лондона. Конечно, я надеюсь на то, что оно найдет тебя, так или иначе. Может быть, оно просто материализуется у тебя в кармане или на пороге того места, где ты теперь живешь. Если ты вообще живешь где-нибудь.

Безнадежная надежда. Я знаю. Конечно, я и сам это знаю.

Но ты был со мной, а я снова тебя потерял. И теперь отмечаю твой уход. И свой.

Потому что потом, Джейк, понимаешь, потом я решил пройти немного вверх по Килбурн-Хай-роуд, к Гомонт-стейт, и прочесть его мольбу, его приказ, и на этот раз я думаю подчиниться.

Гомонт-стейт — это сигнальный огонь, это маяк, это предупреждение, которое мы пропустили. Он бесстрастно вонзается в облака, пока город у его подножия терпит окончательное крушение. Его грязно-кремовые стены несут на себе множество следов; человеческих, животных, погодных, всяких. В его коренастой квадратной башне есть гнездо из тряпок, или костей, или волос, и в нем ссорятся и дерутся, хлопают крыльями невидимые твари. Гомонт-стейт стал новым центром притяжения для изменившегося города. Я даже подозреваю, что все стрелки всех компасов Лондона показывают сейчас не на север, а на него. Я подозреваю, что у великолепной двери, обрамленной широкими лестницами, кто-то ждет. Гомонт-стейт — источник той энтропии, которая удушила Лондон в своих объятиях. Так что внутри, наверное, много интересного.