С глубокой любовью и признательностью Эмме Берчам, снова и всегда.
Огромная благодарность всем в «Макмиллане» и «Дель Рее», в особенности моим редакторам, Питеру Лейвери и Крису Шлупу. И, как и всегда, моя признательность, которую невозможно выразить словами, Мик Читэм.
Я в долгу перед всеми, кто читал черновики и давал мне советы: моей матерью Клодией Лайтфут, моей сестрой Джемаймой Мьевиль, Максом Шейфером, Фарой Мендельсон, Марком Булдом, Оливером Читэмом, Эндрю Батлером, Мэри Сандис, Николасом Блейком, Дианой Хоук, Джонатаном Огрейаном, Коллин Линдсей, Катлин О'Ши и Саймоном Кавана. Без них эта книга была бы гораздо хуже.
Но память не заходит в заходящее солнце, в этот зеленый и замерзший взгляд в бескрайнее синее море, где разбитые сердца выкорчевываются из их ран. Слепое небо выбелило интеллект человеческой кости, обдирая кожу эмоций с трещины и обнажая боль под ней. А это зеркало обнажает меня, голый и уязвимый факт.
Дамбудзо Маречера, «Черный солнечный свет»
В миле под самыми низкими облаками скала вспарывает воду, и начинается море.
Ему давали самые разные имена. Каждый залив, каждая бухта и поток обозначались так, будто они сами по себе. Но они — одно целое, и говорить о каких-то границах нелепо. Это целое заполняет пространства между камнями и песком, омывает береговую линию, заполняет впадины между континентами.
По краям мира соленая вода так холодна, что обжигает. Огромные плиты замерзшего моря притворяются сушей, они ломаются, рушатся, видоизменяются, когда их вдоль и поперек рассекают туннели, обиталища ледяных крабов, философов в панцире живого льда. В южных мелководьях есть леса трубчатых червей, бурых водорослей и хищных кораллов. С идиотской грацией проплывет медуза. Трилобиты гнездятся в костях и растворяющемся железе.
Море переполнено.
На поверхности свободно парят существа, которые живут и умирают, так и не увидев под собой дна. Сложные экосистемы процветают в неритовых водах и на равнинах, соскальзывая по органическим осыпям к кромкам скалистых шельфов и дальше — туда, куда не достигает свет.
Есть тут и ущелья. То ли моллюски, то ли божества терпеливо выжидают под столбом воды высотой в восемь миль. В этом лишенном света холоде царствует эволюция с ее жестокостью. Примитивные существа испускают слизь и свечение и двигаются, мельтеша неясными конечностями. Логика их форм порождена ночными кошмарами.
Здесь существуют бездонные столбы воды. Здесь есть места, где гранитная и илистая основа моря распадается на вертикальные туннели: они уходят вниз на многие мили и разбегаются в другие планы под таким огромным давлением, что вода становится густой и вязкой. Она проникает сквозь поры реальности, просачивается назад, угрожая размывами, оставляет трещины, через которые могут выйти наружу смещенные силы.
В прохладных промежуточных глубинах сквозь породу прорываются гидротермические струи, образуя облака перегретой воды. Здесь нежатся всю свою недолгую жизнь замысловатые существа, которые не удаляются от теплой, богатой минералами воды дальше чем на несколько футов, потому что холод сразу же убивает их.
Ландшафт под поверхностью воды образован горами, каньонами, лесами, ползучими дюнами, ледяными кавернами и кладбищами. Вода насыщена материей. Острова невозможным образом плавают в глубинах, уловленные зачарованными приливами. Некоторые размером не больше гроба — малые, не желающие тонуть осколки кремня и гранита. Другие — это изъеденные куски породы в полмили длиной: они висят в нескольких тысячах футов под поверхностью и двигаются в медленных загадочных потоках. Существуют сообщества этих нетонущих островов; существуют тайные королевства.
На океанском дне есть свои герои, здесь происходят жестокие сражения, незаметные для обитателей суши. Здесь есть свои боги и свои катастрофы.
Между водой и воздухом проходят корабли, являясь без приглашения. Их тени скользят по дну, там, где оно достаточно высоко и свет достигает его. Над сгнившими остовами судов проплывают торговые корабли, рыбацкие лодки, китобои. Тела моряков удобряют воду. Рыбы-падальщики выедают глаза и губы. В коралловых сооружениях видны пустоты — когда-то тут были якоря и мачты. Затонувшие корабли оплаканы или забыты, и живое дно океана принимает их, укрывает ракушками, делает логовом мурен, крысорыб, креев-отшельников и других, куда как более хищных тварей.
На самой глубине, где физические законы сокрушены непомерным давлением воды, мертвые тела продолжают медленно падать в темноте — много дней спустя после того, как затонули их суда.
На своем долгом пути вниз они разлагаются. Мирового дна достигнут лишь их кости, окутанные слизью водорослей.
На краях каменных террас, где легкая вода уступает место наползающей на нее темноте, притаился крей-самец. Он видит жертву, в горле у него раздаются щелчки и треск, он стягивает капюшон со своего охотничьего кальмара и отпускает его.
Кальмар устремляется прочь, ныряет в косяк мельтешащей жирной макрели, который, как облако, меняет свою форму в двадцати футах над ним. Футовые щупальца действуют как лассо. Кальмар возвращается к своему хозяину, таща умирающую рыбину, а косяк снова смыкается за ним.
